И под макушкой изящно взлохмаченных волос Джонатан набросал профиль Сержа, каким он его увидел вблизи, карандашной линией столь плавной и нежной, что даже растерялся от той красоты, которую произвела его рука по собственной воле. Это мастерство не служило общественной цели, но из-за тайной любви к детским лицам, он упорно оттачивал его годами. Он бы никогда и никому не показал эти портреты: его публичная деятельность, снискавшая ему репутацию, была серьёзной и лежала в иной плоскости. Мальчик пожаловался, что у него нет уха, затем, когда оно было на месте, Серж сказал:

– Теперь я тебя нарисую.

Он схватил полдюжины цветных фломастеров и красным, синим, жёлтым и розовым нарисовал человечка с зелёным цветком в руке, с сияющими, как звёзды, ресницами, с улыбкой от уха до уха, и очень длинными ногами, потому что он был взрослый.

– Это я? – мягко сказал Джонатан. – Красивый.

– Конечно, ты, видишь, ноги большие. А это твой свитер.

Джонатана удивил цвет: ярко-синий с красной полосой на груди. Прошёл год с тех пор, как он в последний раз его надевал.

– Но это же старый, который я носил в Париже. Знаешь, он всё ещё здесь. Я надену его снова.

– Не надо, – тихо сказал Серж. И замазал коричневым свою безлапую кошку.

На ужин Джонатан решил зажарить двух голубей, но для начала их нужно было ощипать. Сержу понравилось это делать – птицы взволновали его. Когда он рассовывал их перья себе по карманам, вернулись резкие жесты прежних времён.

– Смотри, как бы твои штаны не улетели, – сказал Джонатан.

– А мне пофиг, – ответил он, засовывая руки поглубже.

– Холодает. Давай приготовим их в камине, разожжём огонь, а?

Камин был в другой комнате, Серж согласился на огонь. А ещё он захотел чипсов. В огне он спалил пригоршню перьев, скривившись от жуткой вони. Он выпрямился весь красный и возбуждённый.

– Ты просыпаешься, – сказал Джонатан, – сегодня днём с мамой ты был как неживой.

– Неправда, – яростно выпалил Серж. Его лицо было неподвижным. Он начал дуться, раздражённо уставившись на пламя.

– И я не голоден, – добавил он через мгновение, пристально посмотрев на Джонатана.

– Неважно, их можно есть холодными… Мне страшно, когда ты злишься, – пробормотал Джонатан, склонившись над огнём. Его голос дрожал, он был готов заплакать.

– Не пугай меня, Серж, – продолжал он, – я не справлюсь, у меня сил нет, я, в самом деле, не могу, я пойду спать. Зачем ты так?

Ребёнок с удивлением посмотрел на него.

– Мы поедим, – испуганно сказал мальчик. – А? Давай поедим? Не уходи.