Раздался стук в дверь.

— Кого там черти принесли? — устало проговорил Хаммерсмит. — Войдите.

Это был Личфилд, Кэллоуэй почти обрадовался, увидев его странное лицо с путающими шрамами. Правда, он хотел бы задать несколько вопросов о состоянии Дианы, о том разговоре с ней, но поостерегся делать это в присутствии Хаммерсмита К тому же, если Личфилд пытался причинить вред Диане, разве появился бы он здесь так скоро и с такой улыбкой?

— Кто вы? — спросил Хаммерсмит.

— Ричард Уолден Личфилд.

— Я вас не знаю.

— Я управлял «Элизиумом», если позволите.

— Ох, господи.

— Он стал моим основным делом..

— Что вам нужно? — прервал Хаммерсмит, раздраженный его манерами.

— Я слышал, что спектаклю грозит опасность, — невозмутимо ответил Личфилд.

— Не грозит, — потеребив нижнюю губу, сказал Хаммерсмит. — Не грозит, потому что никакой постановки не будет. Она отменена.

— Вот как? — Личфилд перевел взгляд на Кэллоуэя. — Вы с этим согласны? — спросил он.

— Его согласия не требуется. Я обладаю исключительным правом отменять постановки, если такая необходимость продиктована обстоятельствами. Это записано в контракте. Театр закрыт с сегодняшнего вечера и больше никогда не откроется.

— Театр откроется.

— Что?

Хаммерсмит встал из-за стола, и Кэллоуэй понял, что никогда не видел его во весь рост. Он был очень маленьким, почти лилипутом.

— Мы будем играть «Двенадцатую ночь», как объявлено в афишах, — произнес Личфилд. — Моя жена милостиво согласилась исполнять роль Виолы вместо мисс Дюваль.

Хаммерсмит захохотал хриплым смехом мясника. Однако в следующее мгновение он осекся, потому что в кабинете разлился запах лаванды и перед тремя мужчинами предстала Констанция Личфилд, облаченная в шелка и мех. Она выглядела совершенной, как и в день своей смерти. Даже у Хаммерсмита захватило дух при взгляде на нее.

— Наша новая Виола, — объявил Личфилд.