— Увы, я уже обещал эту роль своей жене.

— Что? — она изумилась его самонадеянности.

— И ее сыграет Констанция.

Услышав имя соперницы, Диана рассмеялась. В конце концов, это похоже на классическую комедию — что-то из Шеридана или Уайльда, запутанное и хитроумное. Но он говорил с такой непоколебимой уверенностью: «Ее сыграет Констанция», — словно дело обдумано и решено.

— Я не собираюсь больше спорить с вами. Если вашей жене угодно играть Виолу, ей придется играть ее на улице. На паршивой улице, ясно?

— У нее завтра премьера.

— Вы глухой, тупой или то и другое одновременно?

Спокойно, твердил ей внутренний голос, ты переигрываешь, выходишь за рамки сценического действия. Какая бы сцена это ни была.

Он шагнул к ней, и лампа возле зеркала высветила лицо под широкополой шляпой. До сих пор она не могла внимательно разглядеть его, а теперь увидела четко прорисованные линии вокруг его глаз и рта. Это не настоящая плоть и кожа, без сомнений. Личфилд носил накладки из латекса, и они были плохо приклеены. У Дианы зачесались руки от желания сорвать их и открыть его настоящее лицо.

Конечно. Вот оно что. Сцена, которую она играла, называлась «Срывание маски».

— А ну, поглядим, на кого вы похожи, — произнесла Диана, и, прежде чем Личфилд перестал улыбаться, ее рука коснулась его щеки. В последний момент у нее мелькнула мысль, что именно этого он и добивался, но было поздно извиняться или сожалеть о содеянном. Пальцы нащупали край маски и потянули за него. Диана вздрогнула.

Тонкая пленка латекса соскочила и обнажила истинную физиономию гостя. Диана попыталась убежать, но рука Личфилда крепко ухватила ее за волосы. Теперь она могла лишь смотреть в его лицо, полностью лишенное кожного покрова. Кое-где свисали сухие волокна мышц, около горла сохранились остатки бороды, но все прочее истлело. По большей части лицо состояло из голых костей, покрытых пятнами грязи и плесени.

— Я не был, — отчетливо проговорил череп, — бальзамирован. В отличие от Констанции.

Диана никак не отреагировала на объяснение. Она ни единым звуком не выразила протеста, несомненно необходимого в данной сцене. У нее хватило сил лишь на то, чтобы хрипло застонать, когда его рука сжалась еще крепче и отклонила ее голову назад.

— Рано или поздно мы все должны сделать выбор, — сказал Личфилд. Его дыхание уже не пахло шоколадом, а разило гнилью.

Диана не совсем поняла.

— Мертвые должны выбирать более тщательно, чем живые. Мы можем тратить наше дыхание — извини меня за это выражение — лишь на чистые наслаждения. Я полагаю, тебе не нужно искусство. Не нужно? Так?

Она согласно закивала головой, от души надеясь, что это правильный ответ.

— Тебе нужна жизнь тела, а не жизнь воображения. И ты можешь получить ее.

— Да… благодарю… тебя.