Рэдмен заметил, что служащие и преподаватели Центра менее общительны, чем воспитанники. Взрослые держались в стороне друг от друга. Он не увидел среди них ни одного сильного человека Казалось, рутина Тифердауна перемалывала всех в унылую серую массу. Вскоре Рэдмен поймал себя на том, что избегает разговоров с коллегами. Его убежищем стала мастерская, наполненная запахом свежей стружки и пота.

Так продолжалось, пока незадолго до наступления понедельника один из мальчиков не упомянул о ферме.

Никто не говорил Рэдмену, что на территории Центра есть ферма, и поначалу сама эта идея представилась ему совершенно нелепой.

— Туда мало кто ходит, — сказал Крили (он мог бы стать одним из худших столяров на земле). — Там воняет.

Общий смех.

— Тихо, ребята. Ну-ка, угомонитесь.

Смех затих, уступив место перешептываниям.

— Где же эта ферма, Крили?

— Это даже не совсем ферма, сэр, — пожевав свой язык (дурная привычка), объяснил Крили. — Несколько старых бараков. И они очень воняют, сэр. Особенно сейчас.

Он показал за окно, в сторону деревьев за игровой площадкой. С того дня, когда Рэдмен рассматривал их вместе с Леверфол, пустырь от засухи увеличился. Теперь в отдалении виднелась часть кирпичной стены, окруженная почти голым кустарником.

— Видите, сэр?

— Да, Крили, вижу.

— Это хлев, сэр.

Снова приглушенное хихиканье.

— Что здесь смешного? — строго оглядев класс, спросил он.

Две дюжины голов тотчас склонились над работой.

— Я бы не ходил туда, сэр.

Крили не преувеличивал. Даже в сравнительно прохладную предвечернюю пору запах, доносившийся от фермы, вызывал тошноту. Рэдмен прошел мимо игровой площадки и доверился своему обонянию. Вскоре он увидел постройки, часть которых он разглядел из окна мастерской. Несколько обветшалых бараков из ржавого железа и гнилых деревянных досок, загородка для цыплят да кирпичный хлев — вот что представляла собой ферма. Как и сказал Крили, на самом деле строение мало походило на ферму. Это был небольшой домашний Дахау, грязный и заброшенный. По всей видимости, кто-то еще кормил оставшихся узников — кур, полдюжины гусей, свиней, — но никто не убирал за ними. Отсюда и гнилой смрад. Свиньи лежали на подстилке из собственного навоза, на солнце разлагались горы отбросов, над ними роились тысячи мух.

Хлев состоял из двух стойл, разгороженных высокой кирпичной стенкой. Прямо у входа в луже нечистот валялся поросенок, на его боку шевелились полчища клещей и блох. Другой, поменьше, лежал поодаль на куче изгаженного сена. Они не испытывали ни малейшего интереса к Рэдмену.

Второе помещение казалось пустым.