Его называют «кабарты», «кабартай». Это потому, что старшим сыном Серакиса был Кабартай. В Багдадской земле от этих кабарты остались арабские племена — кабаили-тай. Вместо «кабаили-тай» их по ошибке называют «кабартай», «кабарты», «кабарта»[164]. Итак, эти привлекательные места их расселения — та самая страна, которую вначале Хулагу-хан пожаловал арабу Серакису и племени кабаили-тай. Первоначально черкесский народ распространился из земель шегаке, затем из этих девственных земель.

В эти места мы вступили вместе с ханом. [Потом], пройдя четыре часа, [прибыли] к реке Кюгю, затем к реке Кегне. Эти две реки весьма близки одна к другой, обе текут в реку Кубань.

В двух часах [пути] отсюда находится место поклонения — гробница имама, борца за веру, обладателя достоинства и мужества, могучего и достославного. Эта гробница старейшины народа, полюса счастья, избранного из потомков пророка, главнейшего из чистых, величественное место обозрения, то есть место паломничества, [гробница] его светлости Пяндж-и Хасан[165] — да будет Аллах доволен им! — /755/ место почитаемое. Мы сами не ходили к этому святому месту.

А в благословенные времена к народам Дагестана, кумыкам и кайтакам[166], был отправлен посол, чтобы обратить их в лоно [истинной] веры. На основе ярлыка — шахской грамоты с приложением отпечатка благословенной правой руки — он был послан к кумыкам и кайтакам. Они же, сказав: «Слушаем и повинуемся», все удостоились чести [приобщиться] к исламу. А отпечаток благословенной руки они в этом месте положили в железную раку, эту раку поместили внутрь камня-гранита и здесь захоронили. Сверху же выстроили несколько великолепных зданий, устроили дворцы для гостей. Впоследствии Тимур-хан сказал: «К чему это?» — и разрушил все постройки, сровняв их с землей. Но позже падишахи Дагестана заботливо отстроили эти высокие купола.

У подножия этого места поклонения протекает река Уарп. Эта река возникает в горах Бестак, или Бешдаг, страны Кабарды, течет на север и завершает свой путь в реке Кубани.

Весьма близко от описанного места поклонения Пяндж-и Хасан находится стоянка Беселбай. Это Пяндж-и Хасан больше, чем Пяндж-и Али[167] в Багдаде, и находится оно в пределах Кабарды.

В этих землях [вовсе] нет ни беев и правителей, ни судей и священников, ни храмов, ибо их население не является людьми Писания. Однако они очень почитают место паломничества Пяндж-и Хасан и потому превратили его [как бы] в своего правителя и судью. Если у человека украдут какую-нибудь вещь, он сейчас же ведет того, кого подозревает в краже, к [святилищу] Пяндж-и Хасан и заставляет ударить рукой в дверь гробницы. Если тот человек виноват, он боится ударить рукой в дверь, признает, что взял имущество, и добровольно отдает его хозяину. А если он не виноват, то смело ударяет рукой в дверь, и тогда его освобождают. Однако, если он виновен, но стыдится людей и смело ударяет рукой в дверь, тогда, по велению Аллаха, он сгорает, делаясь черным-пречерным, и умирает. Несколько тысяч кяфиров и мусульман похоронено перед дверью этого здания. Говорят, что та доска от двери этого здания, по которой ударяют рукой, — доска от ковчега его светлости Нуха[168].

Восхваление очертаний здания Пяндж-и Хасан. Это место паломничества сынов человеческих посреди ровного, обширного луга, усыпанного тюльпанами, превратилось как бы в великое множество высоких небесных сфер. Среди больших деревьев, под сводами величественного, освещенного лучами купола /756/ в раке из белого мрамора, как рассказывают, в особой металлической шкатулке помещены сомкнутые священные руки имама Хасана. Все четыре угла этой мраморной раки накрыты всевозможными кожами и шкурами ланей. Однако при этом святилище никого из высокопоставленных духовных глав дервишей нет.

Свойства великих собраний вокруг святого места Пяндж-и Хасан. В этом умножающем радость, изумительном месте раз в год, в месяце теммуз[169] в тени растущих на равнине вокруг этого святилища громадных деревьев — творений [самого] бога — собираются сотни тысяч торговцев, паломников и других божьих созданий из Хинда и Синда[170], Балха[171] и Бухары, Хатая и Хотана[172], Чина и Мачина[173] и, Московии и Швеции, Булгара и Туркмении, Казакин и Кракова, Чехии и Польши, Австрии и Англии, Нидерландов, Гданьска и Дании, а также из Аравии и Ирана. Они разбивают шатры, палатки, [натягивают] тенты, [делают] навесы. В усеянной тюльпанами степи [словно бурлит] человеческая река. Сорок дней и ночей длится торг Пяндж-и Хасан: все товары выносятся на площадь дружбы, покупаются и продаются. Ни один не взглянет со злым умыслом на товары другого, воровства нет и в помине. Однако в другое время племя черкесов так и стреляет глазами — [где бы что] своровать.

К этому святилищу Пяндж-и Хасан приходят дервиши из Дагестана. Это — пора неповторимых зрелищ.

А беи Кабарды и Таустана с хорошо вооруженными воинами находятся там, где идет этот торг, когда же он заканчивается, они приходят в города Кабарды.

Это — страна обширная. Язык здесь — древний.

Отправившись от места паломничества Пяндж-и Хасан, мы в течение четырех часов двигались некоей долиной на восток.

Стоянка Дудуркай

Это также кабардинское селение, весьма благоустроенное. Путешествовать по этим областям очень опасно. Людей здесь убивают за один платок и за одну луковицу, потому что никаких товаров [здесь] не бывает. Раз в год в окрестностях происходит торг. Однако [денег] нет — ни акче, ни пулов. Некогда Оздемир-оглу Осман-паша, зимуя здесь в течение семи лет и ведя в Ширване и Шемахе войну с персами, из-за отсутствия серебра нарезал деньги из кожи и пустил в обращение. Впоследствии все [османские] воины, вернувшись на родину, сдали кожаные деньги /757/ в казну, а вместо них получили новые, не бывшие в употреблении деньги. И поныне в казне беев Кабарды много кожаных акче. Пять-десять штук имеется даже у меня, ничтожного. На них вытиснено: «Султан Мурад, сын Селим-хана, завоеватель Шемахи, год 986 [1578-79]». Эти деньги из кожи весьма диковинны с виду.

А земли Черкесстана подвластны правителю Дербента. И никто здесь [без его ведома] путешествовать не может. Однако если вручить дары и подношения здешним беям, то [от них] приходят к тебе люди, и они, [вместе с тобой] кочуя и останавливаясь на ночлег, благополучно и в сохранности доставляют [тебя] к бею, в стойбище или в пшуко. И ты можешь больше не бояться за свою жизнь и свое имущество. А если ты подаришь хозяину, у которого ты остановился, табаку для трубки, либо иглу, либо нитки, то он будет доволен до [скончания] света и окажет тебе наивысшее почтение. И на твоем пути принесет себя в жертву ради твоей жизни и твоего имущества, твоих детей и приближенных. Поистине гостеприимство в тысячу раз превосходит у них наклонность к воровству. Да, правду говоря, сие качество не является свойственным одному только этому народу.