Рагозин имел четкие собственные представления не только о форме русской психиатрии, но и о ее содержании. С подачи директора жизнь пациентов Казанской окружной психиатрической лечебницы в корне изменилась: он отменил смирительные рубашки, внедрил систему нестеснения и начал активно использовать трудотерапию. В итоге атмосфера психбольницы стала совершенно иной. Если раньше она походила на тюрьму, то теперь напоминала нечто среднее между лечебным санаторием и трудовым лагерем.

Находилась рагозинская больница за городом, в четырех верстах от Казани. Как пишет Зинаида Михайловна Агеева в своей книге «Доктор Кащенко», «в отделениях чистота, много воздуха и света, больные опрятно одеты. У каждой кровати столики. В спокойном отделении — настольные игры, бильярд… Лечение больных проводилось разумно и целенаправленно — трудовая терапия сочеталась с развлечениями и прогулками. <…> Все усилия врачей были направлены на создание максимальных удобств и свободы для больных». Надо сказать, что фраза, которую часто повторял Кащенко: «Врач должен смотреть на смирительную рубашку как на страшилище, а на себя как на палача, если он ее применяет», — изначально принадлежала Льву Федоровичу. Он произнес эти слова в 1887 году на Первом съезде российских психиатров.

Как и все новое, метод работы Рагозина поначалу встретил большое сопротивление со стороны коллег, но успешный опыт заставил скептиков замолчать. Вскоре возникло еще пять окружных лечебниц подобного типа: Варшавская (Творки) — в 1891 году; Винницкая — в 1896 году; Виленская (Вилейки) — в 1902 году; Московская (село Троицкое) — в 1907 году; Томская — в 1908 году.

За победителями хочется идти. Яркая личность Льва Федоровича привлекала его студентов и оказывала на них большое влияние. Кащенко и Викторов не оказались исключением. Особое впечатление на них произвело революционное прошлое их учителя. В отличие от советских историографов близкие не считали, что он сделался «мрачным реакционером», предав светлые идеалы революции. До конца своих дней Рагозин оставался гуманистом, о чем свидетельствует характер его больничных нововведений. Также Лев Федорович никогда не отказывал в помощи своим студентам, даже если те попадали в затруднительные ситуации. Подобный случай произошел и с нашим героем.

Устав Казанского университета оказался более строгим, чем в Первопрестольной. Помимо строгого запрета на любые студенческие сходки и собрания полагалось наличие специальной университетской полиции, а студентов не допускали к занятиям без форменной одежды. Также Казанский университет отличался повышенным антисемитизмом: прием студентов еврейской национальности был ограничен тремя процентами от общего числа поступивших.

Петр Петрович, наученный горьким опытом, старался вести себя тихо. К сожалению, репутацию себе он уже успел сильно испортить и восстановить ее в один момент не представлялось возможным. Существует ведь даже народная пословица «Добрая слава лежит, а худая бежит», и нет ничего удивительного в том, что в один прекрасный день его неожиданно арестовали и посадили под стражу в жандармское управление.

Ситуация оказалась абсурдной, но от этого не менее драматичной. В очередной раз арестовали известного революционера Г. А. Лопатина, у которого при обыске обнаружили красноречивое письмо антиправительственного содержания. Никаких явных улик, указывающих на авторство Кащенко, не нашлось, но ораторский дар будущего выдающегося психиатра жандармы помнили, поэтому заподозрили в сочинении крамольного документа именно нашего героя. Да, скорее всего, его непричастность подтвердилась бы с течением времени, но пока он сидел в полиции, в Казанском университете встал вопрос о его отчислении. Это означало приговор: в третий раз возможность получить медицинский диплом ему бы уже не дали, и мир бы не узнал о психиатре Кащенко. Его друг Петр Викторов, понимая серьезность ситуации, обратился за помощью к Рагозину. Лев Федорович задействовал все свои связи и добился самой тщательной графологической экспертизы. Проведенная с вниманием, она помогла установить истину. Автором преступного письма оказался студент Киевского университета и убежденный террорист Авраам Бах, Петр Кащенко же не имел к этому делу никакого отношения. Его освободили из-под стражи и разрешили вернуться к занятиям.

Это событие вкупе с московским провалом стало очень серьезным уроком для нашего героя, научив его сдержанности и осторожности. Советские биографы приписывают Кащенко продолжение революционной деятельности и чуть ли не активное участие в революции 1905 года. На самом деле, Петр Петрович очень внимательно следил за тем, чтобы не попадаться более на глаза полиции, открыто оказывая помощь «неблагонадежным элементам» только в качестве врача.

Вернемся к казанскому периоду. До защиты диплома осталось чуть больше месяца, но наш герой не был бы собой, если бы занял все время одной лишь зубрежкой. В своих силах на экзамене он не сомневался, а его артистическая натура требовала отметить долгожданное завершение образования с истинно казацким размахом. Он решил дать грандиозный концерт. И здесь полностью проявились оба его таланта — музыкальный и организаторский. Петр Петрович создал настоящий хор. Сил студентов университета ему не хватило, и он подключил к делу учащихся Духовной академии, в которой пению традиционно уделяли большое внимание.

В июне 1885 года наш герой, наконец, получил право заниматься медициной. Решением экзаменационной комиссии ему дали звание земского врача. Как раз к этому времени созрела и музыкальная программа. Концерт прошел в присутствии официальных лиц, в том числе городского головы, и оказался столь хорош, что присутствующий в зале антрепренер казанской оперы П. М. Медведев начал звать Кащенко к себе в штат хормейстером.

Об этом событии сохранилось красочное воспоминание Петра Викторова, которое обычно цитируют в разных материалах о Кащенко. Сделаем это и мы, поскольку оно действительно интересно: «В течение нескольких недель репетиций, повторяющихся, конечно, не каждый день, хор был готов, и о дне концерта, составленного исключительно из малороссийских песен, были вывешены анонсы. Вот настал прекрасный вечер, когда мы, студенты, а с нами и „вся Казань“ явились в театральный, ярко освещенный зал. Открытая сцена стала мало-помалу заполняться хористами. Когда все было готово, на сцене появился с легким поклоном в публику Петр Петрович и занял место за пюпитром против хористов, расположившихся в известном порядке по голосам. Петр Петрович был во фраке, в белых перчатках, с дирижерской палочкой в руках и производил великолепное впечатление своей представительской фигурой, слегка приподнятой головой и аполлоновской шевелюрой. В программе первым номером стояла старинная малороссийская песня „Закувала та сива зозуля“, где рисовалась картина казаков в тюремной неволе, в турецком плену. По данному Петром Петровичем знаку тут наступила особенная тишина, и эту песню предварительно проиграли на рояле, чтобы подготовить в публике настроение. Затем, со взмахом дирижерской палочки среди глубочайшей тишины в басовой партии хора раздается глухой рокот, подобный рокоту моря, закончивший музыкальную фразу необыкновенно эффектным подъемом и расширением всех голосов хора. С первых же аккордов вся публика была очарована, аплодисментам и вызовам не было конца. С не меньшим успехом прошли и остальные номера. Припоминая это музыкальное выступление Петра Петровича, я всю мою последующую жизнь до сего дня не могу забыть произведенного на меня впечатления, так сильно и неизгладимо оно показалось».

Окрыленный триумфом, наш герой покинул Казань и вернулся в Ставрополь, где его с нетерпением ожидали родные. Диплом принес ему уважение в профессиональной среде, и уже в сентябре 1885 года Петр Петрович стал членом местного медицинского общества. Нашлось и место работы по специальности, приобретенной с таким трудом, — Кащенко взяли на должность врача в епархиальное училище для девочек из семей духовенства. Однако разочарование постигло его очень скоро. Жалованье оказалось таким мизерным, что ему снова пришлось преподавать пение все в той же Ставропольской женской гимназии. Но денег все равно не хватало и, чтобы хоть как-то увеличить свой доход, он взял ставку учителя арифметики.

Сложившаяся ситуация совершенно не устраивала его. С одной стороны, он был молод, полон сил и амбиций, с другой — остро чувствовал ответственность за жену с ребенком, мать и братьев с сестрами, которые еще не доросли до самостоятельной жизни и нуждались в поддержке. Младшему брату Владимиру исполнилось 12 лет, Сергею и Всеволоду — соответственно 14 и 15. К тому же Кащенко хотелось заниматься психиатрией — не зря же в конце концов он выбрал эту специализацию, а в Ставрополе не было соответствующей больницы. Поэтому Петр Петрович начал активно искать варианты в других городах и вскоре нашел искомую вакансию психиатра в Тверской губернии, в лечебнице доктора М. П. Литвинова.