– Подойди сюда, Дитус, – требовательный голос Гвин разнесся по залу.

Мужчина приблизился к ней. Облизал побледневшие губы.

– Моя милостивая госпожа Гвинейн, – начал он.

Но адептка повернулась к нему. Ледяной гнев в зеленых очах заставил стража замолчать.

– Слушай меня внимательно, Дитус. Я не повторяю дважды. – Адептка погладила атласную поверхность книги. – То, что ты сделал, непростительно. Ты поднял руку на женщину. На беременную женщину. За убийство нерожденного ребенка полагается суровая кара. И тебе очень повезло, что твоя дочь выжила. Равно как и твоя жена. Счастье, что она успела ко мне. И чудо, что несмотря на все то, что ты сотворил, она молила меня простить тебя. Твоя жена молила меня, Дитус. Ты это понимаешь? Ты до сих пор дышишь исключительно благодаря ей. Уж не знаю, глупая она у тебя или милосердная. Это неважно. А важно вот что. Сегодня она проведет ночь здесь, в замке. Ты же переночуешь в казарме. А утром придешь к ней и на коленях будешь умолять о прощении. Искренне. Как на страшном суде. Ты понял, Дитус?

– Да, госпожа, – сипло произнес мужчина. И, запинаясь, выдавил: – Это все проклятая брага, госпожа. Если бы не она… я бы никогда… я… я… я сожалею.

– Тогда я дарую тебе еще одно чудо. – Гвин улыбнулась уголком губ. – Ведьмовской заговор от пьянства окаянного. Слушай внимательно. Ты больше никогда не возьмешь в рот ни капли алкоголя до конца дней своих. И больше никогда не поднимешь руки на жену или детей. Потому что, если ты это сделаешь, я лично приду за тобой. И тогда никакие мольбы Брины тебя не спасут.

Дитус рухнул на колени. Склонил голову.

– Простите меня. – Было заметно, как дрожат его губы.

– Мне этот спектакль ни к чему. – Гвин отвернулась к огню. – Завтра будешь жену умолять. Я почти уверена, что она простит. Но ты уж приложи максимум усилий, чтобы она ощутила твое раскаяние в полной мере. И приведи себя в порядок. Не пристало человеку в форме Нордвуда так кошмарно выглядеть. Если ты дорожишь службой, разумеется. А теперь уходи.

– Спасибо, миледи.

Страж границы встал. Принялся снова кланяться, пятясь.

Ей не нужно было колдовать, метать молнии или вызывать огненную бурю. Не нужно было даже повышать голос. Скрывалось в этой женщине нечто магнетическое. Притягательное и опасное. Величие спящего вулкана, не иначе. Чарующее в покое. Неукротимое в ярости. Оставалось лишь гадать, учили ли этому в Академии Чародейства или природа сотворила ее такой. Все в ней вызывало желание в страхе подчиниться. То, как любовно плясали блики на огненно-алых волосах. Как остро смотрели зеленые глаза. Как безупречно сверкал большой топаз на груди. Как тени подчеркивали складки строгого платья. Как лежала на хрупких плечах пушистая белая шаль. Ей не нужно было называть себя женой принца или заклинательницей. Все в ее облике делало это за нее. Ее милости искали. Ее гнева страшились. Такую королеву народ охотно любил бы.

Это понимали все собравшиеся в тот вечер. Все. Включая самого Бариана Мейхарта.

– А. И еще. Дитус. – Адептка вновь раскрыла книгу. – Твоя жена решила дать вашей дочке имя Керика. Это фамильное имя моей семьи, имей в виду.

– Дочка. Ох. – Тень улыбки скользнула по испуганному лицу мужчины. – Моя дочка. Да, конечно. Спасибо, миледи.

Он удалился, спотыкаясь по пути.

В зале повисла гнетущая тишина. Было слышно, как трещат поленья в каминах и как покашливает кто-то из слуг в коридоре.

Гвинейн устало потерла лоб. А потом жестом подозвала того же лакея, что подвигал для нее стул.

– Будь любезен, пригласи конюха на пару слов. – Она попросила нарочито мягко, дабы не пугать прислугу еще больше.