Послесловие

Я снова иду по мосту. Позади меня пустое здание парламента. Передо мной больница, переполненная тяжелобольными и умирающими людьми. Ни семей, ни родственников. На мосту нет ни машин, ни людей, нет даже бездомных. Интересно, куда они ушли? Возможно, умерли. Я закрываю глаза на долю секунды и вижу приходскую медсестру Рэйчел, такую же мать-одиночку, как и я, бродящую по улицам ночью в свои выходные в поисках бездомных, которым она могла бы помочь: накормить супом, принести одеяло, оказать первую медицинскую помощь. Я представляю ее сидящей рядом с кем-то сломленным, одиноким и уязвимым, кем-то трудным и злым, и, возможно, даже жестоким. Я вижу, как она тянется за рукой этого человека. Когда открываю глаза, смотрю на воду, уже не такую грязную, снова поменявшую цвет с серо-зеленого на синий, как глаза моего отца меняли цвет в зависимости от освещения или его настроения, как он настаивал.

Этот мост повидал многое. Террористическая атака в марте 2017 года, когда медсестры и врачи спасли столько жизней, сколько смогли. Бригады медсестер, врачей и медицинских работников страдают от стресса, посттравматического стрессового расстройства, выгорания, инфекций, терроризма.

Я думаю об Имонне, о фотографии на его столе, его семье, которая нуждается в нем. Я представляю их сейчас. Они ждут его и знают, что он вернется домой другим, со своими привидениями. Так может случиться со всеми нами, где бы мы не работали. Я думаю о его жене, которая скучает по нему, и представляю улыбку, которую она, без сомнения, изобразит на своем лице. О ее храбрости. Выдержке семей медсестер.

Глядя на реку, я слышу голос Джесс из Королевского института медсестер Шотландии. Голос Джесс придает мне больше всего сил. Он заставляет меня смеяться, даже когда совсем не весело. Сейчас в ее юморе есть прорехи, тьма пробивается даже через ее силу. У ее мужа рак. Завтра ему предстоит сложная операция, а она останется работать на передовой, в полицейских изоляторах. Им придется ненадолго расстаться в это худшее время в их жизни. Я спрашиваю, рассмотрят ли они возможность отложить операцию, так как риск того, что он заразится COVID-19, крайне высок. Она отвечает, что они думали об этом. Но, как и я, она знает, что это может продолжаться год или даже несколько лет. Здравоохранение может никогда не наверстать упущенное и восстановиться. Она, как и я, знает, что год для онкобольного – это очень долгий срок. В то время, как вирус распространяется по нашему миру, рак распространяется по телу ее мужа.

– Мы пойдем на риск, – говорит она. Голос снова стал сильным, как для мужа, так и для себя самой. – Потому что он мне еще пока нравится.

Сначала я иду медленно, размышляя, пытаясь чему-нибудь научиться у этих людей. Я так беспокоюсь за свою маму, она одна на острове Мэн. И за бабушку в ее девяносто. Эти невероятные женщины, которые меня вырастили, научили языку доброты. Я ненавижу думать о том, что они в одиночестве. Эти времена делают многих из нас одинокими. Не только стариков.

Я останавливаюсь на мгновение и пишу своим детям. Они выросли. Я мать-одиночка, и моя пятнадцатилетняя дочь вместо того, чтобы ходить на вечеринки и влюбляться в первый раз, рисковать и делать все то, что должны делать пятнадцатилетние девочки, помогает присматривать за младшим братом, чтобы я могла работать медсестрой. Она планирует приготовить что-нибудь, чтобы меня по возвращению с работы ждала вкусная еда. Я пытаюсь отговорить ее, ссылаясь на то, что старшая дочь ее папы предложила остаться с нами, чтобы помочь, пока я работаю, но она уже пишет меню. Сегодня в нем паста с Песто. Мой бывший муж и его новая жена, тоже консультант по интенсивной терапии, предлагают помощь. Дети могут мигрировать в зависимости от того, кто работает или кто заболеет, а это неизбежно случится на каком-то этапе. Семья – забавная штука. Смешанные и сложные эмоции в эти времена становятся очень ясными.

– Мне неловко из-за того, что я не сосредоточилась на вас. Я чувствую, что мы должны быть вместе в это время. Я должна поставить вас на первое место, – говорю я дома.

– Ты будешь помогать людям? – спрашивает дочь.

Я киваю и говорю им, что с обучением и поддержкой я смогу помочь медсестрам, пациентам и их семьям. Я планирую помочь на первом пике, хотя понятия не имею, как долго этот пик продлится.

– Тогда сделай это, – говорит она.

И сын кивает с решительным выражением лица:

– Ты должна.