– Да. Всем, что он имеет, он обязан своей хитрости и изворотливости. Ну и умению красиво писать. Мессир Бертран, конечно, возводит свой род к младшей ветви нормандских Л"Аншенов, но всякий знает, что начинал новоиспеченный граф Херефорд писцом у королевы-матери. Как бы то ни было, Лис, ты должен приклеиться к нему и не оставлять его ни на минуту. Стань ему родным отцом, а если придется, то и родной матерью.
– О! Уматерить его – это всегда пожалуйста.
– Не перебивай, ради бога! Помни об этом де Вердамоне. Насколько я понимаю – он человек Оттона.
– Ну, это к гадалке не ходить!
– Вот и не ходи. Этот Талбот, или уж как там его, – второй твой пациент.
– Ясно. Понял. Ну, я пошел?
– Ступай. Мы сойдем на берег попозже, когда шум-гам уляжется, и в городе останавливаться не будем. Действуй по обстановке.
– Это, положим, ты мог и не говорить.
Ровно через час мой славный напарник открыл ногой дверь таверны «Крест и якорь» и, непринужденно бросив поводья в руки подскочившему слуге, крикнув на ходу: «Жареной телятины с артишоками и кубок гасконского!», насвистывая, прошел на белую половину. За единственным столом, стоявшим здесь, восседала веселая компания, жадно поглощавшая заливного поросенка. Судя по груде костей, валявшихся вокруг, это была далеко не первая перемена блюд.
– Добрый день, господа! Доброй вам пищи! – вежливо поприветствовал собравшихся Лис.
Взгляды сидевших обратились к моему другу. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить, что мясо благородное общество запивало отнюдь не водой.
– Жонглер? – после минутного молчания произнес один из сидевших, вперив мутный взгляд в мандолу на плече Лиса. – Какого черта! Чтобы я, рыцарь Девид Бервуд, обедал за одним столом с каким-то жонглером! А ну пошел вон! – Рыцарственной рукой Девид Бервуд сгреб тунику на груди нахала и грозно начал подниматься.
Лис печально вздохнул, выпустил посох и, перехватив одной рукой запястья противника, другой резко повернул его локоть. Ошеломленный рыцарь шумно врезался лицом в блюдо, сокрушая бренные останки поросенка и взметая вокруг себя брызги соуса.
В ту же секунду подброшенный отточенным долгими тренировками движением посох вновь влетел в руку и, совершив полный круг, встал на прежнее место.
– Я Рейнар Л"Арсо д"Орбиньяк, – спокойно глядя на разъяренного рыцаря, проговорил Лис. – Гасконский дворянин и такой же добрый подданный короля Ричарда, как и вы. Я не жонглер, как вы изволили выразиться, а менестрель. Если вы не чувствуете разницы – это выставляет вас дураком, невеждой и деревенщиной. Скажу только, что дед нашего славного короля вовсе не стыдился подобного титула.
– Да по мне, будь ты хоть царь Давид, я расшибу тебе голову, – все больше свирепел рыцарь.
– Ерунда! Забудь! Это тебе не удастся, сколько бы ты слюной здесь ни брызгал!
– Что здесь происходит? – раздался откуда-то сверху спокойный мягкий баритон человека, патологически уверенного в себе.
Лис взглянул туда, откуда доносился голос, и хищно улыбнулся про себя.
«Высок, худ, носит длинные волосы – Фридрих фон Норгаузен явно не был ценителем мужской красоты».