– У меня то же самое было, с рукой. Когда война началась, мне четыре года было, брату три. Мы в деревне жили, в Новгородской области. Бомбили нас тогда, самолет низко летел, я до сих пор помню, из пулемета людей обстреливал. Все кричат, бегут, а нас мать за руки держит и стоит на одном месте. Потом на землю упала, нас собой закрыла. А когда ее сняли, мертвую уже, мы с братом ничего не поняли. А мне осколком палец перебило, думали, отрезать придется, но нет – зажило. Вот, – дед продемонстрировал Егору белый длинный шрам у основания большого пальца на левой руке.

– А потом что? – спросил Егор.

– Мать похоронили, нас с братом в детдом, потом в Ярославскую область увезли, – поведал дед свою историю.

– Понятно. Выходит, и ты поучаствовал?

– Вроде да. Много чего потом было, уж и забылось. Тогда тоже голодали, картошку сажали, грибы собирали. Выжили, выучились и людьми стали, – ответил дед, вздохнул и зачастил, заговорил учительским голосом, словно обращаясь к бестолковому ученику: – Тоже думали, что без пальца останусь, но ничего – все зажило. И не двигался он долго, потом все в норму пришло. Врач потом, года через полтора смотрел, сказал, что разрабатывать надо. Наладится все, как новенький будешь, – пообещал старик перед уходом.

«Надеюсь», – хотел ответить Егор, но лишь кивнул в ответ. И снова попытался шевельнуть пальцами, большой и указательный слабо дернулись, остальные не реагировали. Расстраиваться было некогда – пришли Лиза с Пашкой. Мальчишка топтался у двери, Лиза уселась на диван и принялась подробно выспрашивать, как Егор себя чувствует, что и где у него болит и когда их с Дашкой выпустят в лес погулять.

– Оля сказала у тебя спросить, – заявила Лизка невинным голоском и уставилась на Егора в ожидании ответа.

– Подождите немного, я с вами сам схожу попозже, – предложил он. Надо сначала посмотреть, что тут поблизости делается, подобрать кое-что и прибрать подальше, прежде чем выпускать малышню на выгул. Ничего, потерпят – здесь места много, им есть где развернуться.

Лизка кивнула радостно, выскочила из комнаты, побежала делиться новостями. Егор услышал ее крик, улыбнулся, сел и положил правую руку на стол. Посмотрел в окно, на севший на диски «Хаммер» и повернул запястье к свету. Нет, это никуда не годится, здесь пластырь не поможет – разрез слишком глубокий, густо вымазанные зеленкой края раны не сходятся, и болит зверски, хорошо, хоть крови нет. Но уже выступили на поверхности крохотные алые капельки, и пластырь из белого давно стал бурым. А шить как – самому, левой рукой? Тот еще аттракцион, да еще пальцы правой руки отказываются гнуться, подрагивают еле-еле. А делать что-то надо, и немедленно, вчера уже поздно было.

– Ты чего? – Егор повернулся на голос.

Ольга остановилась в дверях с тарелкой в руках.

– Что там, – поинтересовался Егор, – каша? Давай попозже.

– Ладно, – Ольга поставила тарелку на стол и посмотрела на багровую полосу на руке Егора. Он подцепил ногтем край пластыря, оторвал его, положил на расстеленную газету и принялся за второй.

– Зачем? – удивилась Ольга. – Не трогай, иначе она не заживет.

– А она и так не заживет. – Егор оторвал последнюю полоску пластыря, откинулся к стене и перевел дух. Ольга сидела напротив и смотрела на него. – Мой пакет с лекарствами тащи, – потребовал Егор, – вы его не забыли, надеюсь?

– Нет, все здесь, – Ольга вскочила, выбежала из комнаты и вернулась через минуту с белым пластиковым пакетом в руках.

– Отлично, – Егор не шевелился, – делай, что я тебе скажу. Шовный ищи, сюда давай, – стерильная упаковка с иглой и нитками легла на край стола, – теперь антисептик, вату. Остальное убери и садись, – Егор показал Ольге на стул.

– И что мне делать? – девушка положила руки на колени и рассматривала разложенные на столе лекарства и инструменты.

– Рану мне зашьешь, – ответил Егор и, не давая ей сказать и слова, потребовал: – Вон ту коробочку мне дай, руки вымой и антисептиком протри. А то стемнеет скоро, ничего не увидишь. И быстро! – прикрикнул он на растерявшуюся Ольгу.

Она грохнула стулом и вылетела из комнаты, а вернулась с Авдеичем. Дед боком вошел в дверь и прилип к стене, пряча что-то за спину.