– Чего тебе? – Егор достал из плоской синей коробочки блистер с капсулами, вытащил одну и посмотрел на деда. – Не мешай, сейчас Ольга мне операцию будет делать.
– Знаю, – отозвался дед, – а наркоз?
– Местной анестезией обойдемся, – Егор показал деду капсулу, – вот, опиоидный синтетический анальгетик. Достаточно одной таблетки. Тут делов-то на пять минут…
– Анальгетик – это хорошо, – одобрил старик, – а может, лучше это?
Он достал из-за спины пластиковую бутылку самогонки и показал ее Егору.
– Нет, ты ее пока побереги, потом отметим это дело, – отказался Егор, проглотил капсулу и прикрикнул на вернувшуюся Ольгу: – Быстрее, иди сюда, сядь, вот это бери и вот это, – он подтолкнул ей упаковку ваты, флакон с антисептиком и коротко глянул на старика. Тот прижал почти полную бутылку к груди и сбежал в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
– Я боюсь, – твердила Ольга, пока обрабатывала себе руки, а потом и кожу рядом с раной антисептиком.
– Чего? – Егор следил за ее действиями. – Какая тебе разница, что штопать? Обычная нитка, обычная иголка, я же не прошу тебя крючком вышивать. Или спицами. Кстати, мне шарфик кто-то обещал, – он посмотрел на Ольгу, но девушке было не до шуток. Она разрезала стерильный пакет с шовным материалом и доставала из него иглу с загнутым концом и нитки. Девушка прикусила нижнюю губу, протянула нить через иглу и занесла ее над раной. – Поехали. Загнутой стороной иглы вниз, отступаешь от края немного и прокалываешь кожу с наружного края внутрь. – Егор вытянул руку и не сводил взгляд с пальцев Ольги. «Хорошо, хоть руки у нее не дрожат», – он следил за каждым движением девушки, за тем, как сходятся края раны.
– Шарф твой готов давно, – пробормотала Ольга через пару минут, когда на коже запястья появился первый стежок с узелком, – и перчатки тоже. Шапку довязать осталось. Я тебе все сразу отдать хотела, чтобы комплект…
Одновременно говорить и протыкать кривой иглой кожу ей было трудно, Ольга вытянула длинную нить через отверстие в коже и вытерла рукавом водолазки взмокший лоб. Белый шрам на ее щеке стал розовым и выделялся на бледной коже. Егор левой рукой прижал к кровоточащему краю раны ватный тампон, пропитанный нафтизином, и проговорил негромко:
– Я бы и частями взял. Но сразу так сразу, как скажешь.
Ольга улыбнулась нервно, выдохнула и прицелилась загнутым кончиком иглы к следующей точке рядом с раной. Все закончилось через пятнадцать минут, шов обработали антисептиком, сверху на руку легла повязка.
– Всем спасибо, все свободны. – Егор привалился спиной к теплой стене и прикрыл глаза. Вот теперь точно все, нитки рассосутся сами, и швы не придется снимать. Рана чистая, нагноения не было, и до антибиотиков, хочется верить, не дойдет. Дело за малым: заставить действовать руку, а она – Егор снова попытался шевельнуть пальцами – как не своя, словно перепутали и чужую пришили.
– Отдыхай, – Ольга поцеловала его в лоб над пластырем, – тебе помочь?
– Сам, – Егор не пошевелился, наблюдал из-под ресниц за Ольгой. В комнате было уже темно, «Хаммер» и береза на той стороне просеки исчезли из виду, да и голоса звучали приглушенно, терялись в подступавшей ночи.
– Спи, а я пойду отмечу, – глухо произнесла Ольга, скрипнула дверь, и послышались звуки удалявшихся шагов.
– Мне оставьте, – произнес в темноту Егор, – знаю я вас, только отвернись…
Но пить на радостях, за здравие, за упокой – это все потом, даже не завтра и не послезавтра. Какая тут выпивка, если он сам одеться толком не может, да и в горло ничего не лезет, от одной только мысли о еде становится тошно. Если задето сухожилие, то все – он калека до конца жизни… Мутный, вязкий сон-забытье оборвал тяжелые мысли, «выключил» голову и прогнал боль. Еще дня три или четыре прошли как в тумане – сон с перерывом на еду и редкие вылазки во двор в обнимку с дедом. Самостоятельно подняться на ноги Егор рискнул еще через день, постоял, глядя в окно, пока не закружилась голова, сел на край дивана. Кот валялся рядом, внимательно наблюдал за всеми перемещениями Егора.
– Не подсматривай, – сказал он кошаку и снова, в который раз, попытался сжать кулак. Подчинились почти все пальцы, кроме мизинца, – ну, это ничего, вчера было хуже. Кот почему-то решил, что его приглашают поиграть, прыгнул Егору на колени, не рассчитал бросок и едва не свалился на пол, но успел выпустить когти, вонзился ими в штанину, а заодно и в кожу бедра под ней. – Уйди, скотина, – Егор дернулся от неожиданной боли и рефлекторно схватил котяру за шкирку. Все пальцы правой руки сжались в кулак и крепко держали животину за шкуру. По запястью под повязкой точно еще раз ножом полоснули, через бинты проступила кровь, но Егору было на это наплевать. Он не обращал внимания на режущую острую боль в ладонной части запястья, смотрел на сведенные, как судорогой, пальцы, сжал их еще сильнее, пока не покрылся липким холодным потом, остановился уже на грани обморока. Схваченный за шкирку кот не орал, висел неподвижно, как тряпичная кукла, всем своим видом выражал полную покорность, жмурился и легонько шевелил кончиком хвоста. Егор разжал кулак, кошак плюхнулся на пол и быстро уполз под стол. Егор отшатнулся, привалился к стене и несколько минут приходил в себя. «Надо повязку сменить», – он поднялся с кровати, открыл дверь и остановился на пороге, напротив стены с облетевшей штукатуркой. Никого, даже голосов не слышно. Егор благополучно добрался до дивана у печки, плюхнулся на него и перевел дух.
– Ты чего? – это прибежала Ольга, но Егор сделал предостерегающий жест рукой – сам дойду, не мешай. И действительно, сам добрался до комнаты, свалился на диван и закрыл глаза. Прогулка далась нелегко, но это не важно, главное, что рука действует, сухожилие не задето. Полностью прийти в себя – это вопрос времени, отлежаться, отъесться – на это понадобится недели две, не больше. А первым делом надо перевязать руку.