Книги

Институт благородных убийц

22
18
20
22
24
26
28
30

— Довела она тебя, — постановила мама.

— Все вы хороши.

Я обратил внимание, что Саша ведет себя очень отстраненно и равнодушно. Происходящее его скорее смущало и тяготило, чем печалило. Он вежливо предложил купить Зинаиде лекарств, но возле ее кровати стоять не желал. Когда мать отрезала, чтобы он «не подлизывался со своими лекарствами», он, кажется, был только рад. Он сослался на занятость, помахал рукой Зинаиде и ушел. Она мрачно смотрела ему вслед.

Зинаида сделала последнюю попытку нас удержать. Она поманила меня пальцем:

— Я, пока вас не было, глаза-то и прикрыла. Открываю — а у меня шоколадки не хватает, — громко прошептала она, — и пакетиков чая.

— И куда же они делись, по-вашему?

— Кто-то из этих взял, наверное. — Она закатила глаза, показывая пальцем на кровать жены алкоголика.

Я промолчал, прикрыв глаза и ощупывая в кармане «Х…мин», я так и носил его с собой. Витамины, которые я купил сегодня Зинаиде, были обольстительно яркими и стоили кучу денег. Баночка же с «Х…мином» — малюсенькая, из безыскусного прозрачного стекла, которая сверху венчается резиновой плебейской шапочкой, обошлась мне в копейки. Я часто сжимал пузырек в кулаке. Рассеянно вертел его в пальцах, даже не отдавая себе отчета в том, что делаю. Дома, когда никто не видел, зачем-то доставал лекарство и подолгу рассматривал. Иногда даже высыпал облатку-другую на ладонь. Они были совершенно невесомые.

Интересный нюанс. Вчера Лера гадала мне на картах Таро, каким будет предстоящий день. Чтобы не пререкаться с ней, согласился на эту процедуру. Оказывается, она каждый день гадает себе, что ее ждет. Рехнуться можно. Ни разу ее за этим не заставал. В этой семье у каждого свои секреты — я пишу в дневник, чтобы не сойти с ума, Лера колдует со своими картами. Мать ворует потихоньку в ателье, точнее, воровала. Теперь, верно, заведет себе какое-нибудь другое развлечение.

Я не слушал внимательно всего, что она говорила, но помню, что смысл главной, центральной карты был «Все с ног на голову. Фатальность обстоятельств». Второе значение — «Отсрочка или крах планов». Вот все и сбылось.

Итак, отсрочка или крах планов. Точнее не скажешь. Только сейчас, посидев какое-то время в одиночестве, осознал, что же сегодня произошло. Почему ее сердце не скакнуло так, чтобы все решилось само собой? Теперь все «отсрочилось», как выразились Таро. В больнице убивать ее слишком рискованно, чего доброго, вовремя заметят, откачают. Что меня беспокоит — хватит ли мне теперь терпения. Хватит ли сил для того, чтобы снова привести в действие внезапно остановившийся механизм. В последнее время я жил, такое ощущение, только благодаря силе воли. Через не хочу ел. Почти не спал. Думал — еще немного и отдохну, нужно лишь потерпеть. Организм работал, подчиняясь цели. Теперь цель отодвинули. А я, как это ни смешно звучит, уже настроился на убийство. Вытерпеть бы, не сломаться. Пора спать. Голова болит.

Глава 15

Что я испытал, когда услышал, что Зинаида умерла? Люди, которые описывают свою первую эмоцию в такой момент, хором говорят: «Я не мог поверить». Меня посетила именно эта мысль. В самом прямом ее смысле, без прикрас. На секунду я решил, что это ошибка, что речь идет о ком-то другом. Что врач что-то напутал. Но он подтвердил.

В палате на Зинаидиной кровати лежало уже другое, полосатое одеяло и высилась вздутая подушка в чистой наволочке. Я сел и попытался сосредоточиться. Жена алкоголика, синяки которой уже побледнели, улыбнулась мне трусливо, древняя старуха, как всегда, бессмысленно. «Я же звонил ей тридцать минут назад! — сказал я. — Тридцать минут назад она была жива!» — «Вы же сами понимаете, в ее возрасте от медицины уже мало что зависит, — торговался со мной обеспокоенно врач, — тромбоз и сердечная недостаточность при малоподвижном образе жизни — частое явление». Врач наверняка принял мою горячность за гнев. Еще бы ему не волноваться — вчера он с шутками-прибаутками говорил, что Зинаида осталась в больнице еще на день только его спокойствия ради, что диагноз «инфаркт» не подтвердился. Что Зинаиде при правильном образе жизни и «таких заботливых родственниках», как мы, светит еще несколько счастливых лет. Что он подумывает о том, чтобы пригласить ее на танцы… А когда я, наконец, приехал утром ее забирать, он вынужден признаться мне, что Зинаида умерла. «Ей всего-то хотели взять кровь напоследок из вены, чтобы посмотреть уровень сахара! — сетовал он уже в который раз, — простой забор крови. И ровно в этот момент нужно было оторваться тромбу. Мы даже не успели довезти ее до операционной». Я молчал. «Вы понимаете, что ничего уже сделать было нельзя?» — настаивал он.

Я, наконец, осмыслил. Осознал. Накатила какая-то слабость. Внутри расплылось что-то тяжелое, придавило к клетчатому покрывалу. Если и ждали меня где-то ликование и радость оттого, что старуха скончалась, то между мной и ими тогда еще лежала пропасть. Сначала мне было просто до оцепенения страшно.

Я в больнице. В окне, в просвете между жалюзи узкие полосы неяркого рассвета. Вот пузырек с «Х…мином», первым делом я почему-то решил проверить его, сунув руку в карман. Я обследую его прохладную округлость рукой, достаю его, смотрю на россыпь желтых облаток. Он по-прежнему не распечатанный. Кладу обратно в карман. Зинаида умерла. Потрясающий, точно рассчитанный апперкот судьбы. Раз — и тебя отодвинули в сторонку со всеми твоими планами и чаяниями, и показали высокий класс.

Я забрал с тумбочки чашку, чайную ложку и зеркальце, а конфеты, непочатую пачку салфеток и газеты предложил соседкам. Жена алкоголика принялась многословно благодарить меня.

Собирая меня к ней, мать ругалась на чем свет стоит. Говорила, что мы ей все вот уже где сидим — хорошо знакомая чехарда ничего не значащих слов. Утренняя психологическая разминка. Фоновый шум. Она налила в термос супу, чтобы я покормил Зинаиду, перед тем как вывести ее на улицу. Зинаида умерла за двадцать минут до моего прихода, и малость этого разрыва во времени шокировала меня. Не скоропостижность смерти, а именно тот факт, что Зинаида не дождалась меня всего ничего.

«Нет, ну ты подумай, — первое, что сказала мама, когда я позвонил ей, — а я ей пальто упаковала». Свою выписку Зинаида хотела обставить помпезно и затребовала привезти ей для этого дня ее выходное пальто — серо-лиловое, с довольно приличным еще воротником из каракуля. Пальто хранилось в глубине пропахшего нафталином шкафа, придавленное штабелем одежды, и не видело божьего света уже год. Зинаида надевала его так редко, что заломы, образовавшиеся за долгую лежку, не успевали расправиться. Мать обработала пальто одежной щеткой и попыталась отпарить, так что оно стало выглядеть довольно прилично.

С удивлением я понял, что мать плачет. Она думает, что ей жаль Зинаиду. Но это простая физиологическая реакция на произошедшее. Случилось что-то страшное, и из глаз выделилась влага. Разрядка. Ей в тот момент было хорошо. Я ей позавидовал. Скоро она придет в себя и с энтузиазмом примется за ремонт квартиры. Я знал, что на поминках она будет произносить криводушные фразы о том, каким хорошим человеком была покойная, предвидел уже мамины потуги показать, что мы вовсе не рады Зинаидиной смерти.