— Но Мария очень любит своего отца! — воскликнула Мадлен. — Она гордится им. А он, может быть, плохой человек!..
Михаил Иванович досадливо кашлянул, поднялся, с шумом отодвинул кресло и вышел в соседнюю комнату.
В приоткрытую дверь Мадлен видела, как он, присев у книжного шкафа, долго перебирал толстые папки, нашел наконец нужную и вернулся назад.
— Многое теперь уже передано в музей, — сказал он, раскрывая папку перед собой. Его пальцы неторопливо листали ветхие страницы старых документов. Но вот его внимание привлекла старая фотография.
— Взгляните! — сказал он ребятам.
Алеша и Мадлен встали возле Михаила Ивановича и нагнулись над пожелтевшей от времени фотографией. Они увидели на ней глубокий овраг с крутыми откосами и черную впадину в земле. У впадины стояли трое мужчин в ватниках, подпоясанных ремнями, вооруженные винтовками. Рядом с ними были еще двое без винтовок, одетые по-городскому: в пальто и кепках. Все пятеро улыбались и, казалось, были в хорошем настроении.
— Обратите внимание на этих двух, — сказал Михаил Иванович, ткнув коричневым от табака пальцем в человека постарше, с широкоскулым лицом. Этот человек находился в центре группы, и внимание окружающих было направлено на него. Из-под его распахнутого пальто виднелась белая рубашка с галстуком.
— Они стоят у входа в катакомбы, — догадался Алеша.
— Да! А вот этот человек и есть Василий Курбатов, На снимке изображена встреча городских подпольщиков с партизанами.
— Подарите мне эту карточку! — попросила Мадлен. — Я отвезу ее Марии!
— Нет, сейчас не могу, — сказал Михаил Иванович укладывая карточку в папку. Надо сперва отпечатать копию…
— Михаил Иванович, — перебил его Алеша. — Значит Курбатов тоже воевал?
— Воевал, да не так, как другие… — Михаил Иванович захлопнул папку и прижал ее ладонью к столу. — Ну, ладно, — сказал он, — раз просите, расскажу вам. — Курбатов у нас в отряде ведал связью. Хранил радиоприемник! И вот в самый ответственный момент, когда назревало наступление наших войск и мы должны были связаться с Москвой, он вдруг исчез… Мало того, унес с собой радиостанцию, А мы без нее задохнулись…
Мадлен неожиданно вскрикнула. Теперь она вспомнила!.. Вспомнила то, что сказала ей Мария. И что никак не могла вызвать в своей памяти, когда была у Алеши.
— Пардон!.. Простите!.. — прервала она Михаила Ивановича. Тот с удивлением взглянул на нее. — Мария мне сказала… Это были последние слова, которые она слышала от отца… Когда он ночью ушел из дома, он сказал матери: «Попеску ничего не подозревает…»
— А ты не спутала? — вдруг остановил ее Михаил Иванович. — Может быть, Петреску, а не Попеску?
— Да, да, Петреску!.. Я ошиблась… «Петреску ничего не подозревает. Он бы, наверно, умер, если бы знал, что все лежит у него!.. Я надеюсь на Федора».
Михаил Иванович откинулся к спинке стула. Лицо его вдруг помрачнело, и губы сложились в тонкую, жесткую складку.
— Она больше ничего не говорила? — глухо спросил он.
— Кажется, ничего… — растерянно ответила Мадлен.