Извини, светлый... Плохо у меня нынче с терпением – было, да всё вышло.

Светлый остановился. Вздохнул. Сел напротив. Дама?

От сердца немного отлегло. Дамы любопытны, и эта – не исключение. Наверняка почуяла профессионала, а определить, кто таков, не смогла. Он и сам был любопытен. Правда, очень давно. Огонёк интереса в его глазах угас, толком так и не вспыхнув.

«Кончай сыпать феромонами».

Вот, зачем сказал? Вероятно, из-за никак не сбывающегося сильнейшего желания хоть кого-нибудь запугать. Он, конечно, тот ещё страшный серый волк, настоящий французский лё лу гри – к тому же уставший – но разве не он ещё недавно считал себя джентльменом? Стало не по себе. От «ах, позвольте» и «будьте так добры» он дошёл до ненужных эмоций и грубости.

Посмотрел вниз, на пустую чашку в кремовых потёках, подумал, что от парижских сливок у него изжога – не стоило заказывать «венский» – и только потом вспомнил про светлую.

«Чего кругами ходишь?»

Он видел, что она его боится и не думал, что вообще заговорит, но она заговорила: – «Вы зелёный, да?» – Вздох и взмах ресниц, хм. Он-то зелёный, а вот откуда об этом знать той, кому положено людей врачевать, а не в ведьмовских кланах разбираться – это вопрос.

«Как зовут?»

«Мими, месье».

Сказала и смутилась.

«Псевдоним. Я танцую в «Лидо».

Он сразу пожалел, что велел ей сесть. Хороший, должно быть, экземпляр – такие лучше рассматривать в полный рост. И желательно – в одной из балетных позиций. Канканы «Лидо» ещё никто не переплюнул, туда со всего света собирают самых длинноногих девиц.

«А на самом деле как зовут?»

Спросил, чтобы спросить. Это было незачем им обоим. Ему – незачем знать её настоящее имя. Ей – незачем откровенничать. Но она ответила: «Мина», и он почувствовал, что не соврала – чувство правды было его врождённым даром. Не длиннее сценического псевдонима, названное ею имя было настоящим, и он уставился на неё в упор.

Перед ним сидела кукла Барби. Смуглая кожа, длинные светлые волосы, карие глаза… К цвету волос при таком оттенке кожи могли возникнуть вопросы, но дамы меняют масть не для отвода глаз, а по велению моды. Плюс ко всему, с такими навыками иллюзий, как у этой цыпочки, примитивные способы практической маскировки, как ни крути, смысла не имели.

«Целительствуешь, Мина?»

Она смотрела внимательно и тревожно, пристально изучая, буравя его глазами. Даже губу прикусила. Хорошенькая! Он бы с такой и поближе познакомился… лет тридцать тому назад.

«Что молчишь, француженка, ответствуй. Заодно расскажи, отчего ты меня понимаешь».

Французский язык он знал прекрасно, но она понимала его и без того. Сам по себе мыслеформ не был чудом, он был обычным языком общения тёмных, разновидностью телепатии, для тех, кто не желал загреметь в психушку, вот только светлым знать тёмных секретов не положено. Она почему-то знала, но это чужая проблема, а вот зачем он, Лент, завёл разговор с незнакомой светлой на языке тёмных – это уже вопрос к нему. Впредь стоит быть осторожнее. Париж, всё-таки. Мало ли здесь таких, как она?