«Громокипящий кубок» приветствовали Александр Блок, Валерий Брюсов, Зинаида Гиппиус, Осип Мандельштам, Владислав Ходасевич, Иванов-Разум ник, Николай Гумилёв, Александр Измайлов и многие другие. По общему признанию, книга стала мифом XX века и литературным памятником эпохи. В чём же крылся секрет успеха этой прославленной книги?

Одними из секретов успеха были её своевременность и современность. Она вышла весной 1913 года, когда имя Северянина было уже известно: футуристам удалось обратить на себя внимание. И хотя многие современники отделяли Северянина от футуризма, но отдавали должное тому чувству времени, которое проявилось в «Громокипящем кубке».

«Его поэзия, — отметил Ходасевич в 1913 году, — необычайно современна — и не только потому, что в ней часто говорится об аэропланах, кокотках и т. п., — а потому, что его душа — душа сегодняшнего дня. Может быть, в ней отразились все пороки, изломы, уродства нашей городской жизни, нашей тридцатиэтажной культуры, “гнилой, как рокфор”, но в ней отразилось и небо, ещё синеющее над нами».

Причин успеха было немало, и главным была, конечно, свежесть таланта её автора. Но успех был настолько оглушителен, что вокруг «Громокипящего кубка» возникло немало легенд, бытующих до сих пор. Возникло мнение о «малообразованном и не слишком начитанном» поэте, которого создали из «ничего». Считали, что Северянин подготовил книгу по совету Брюсова, название её подсказал Сологуб, а отбор и блестящую композицию придумал основатель издательства «Гриф» Сергей Кречетов. Это вполне согласуется с тем образом Северянина, который рисовали некоторые критики, упрекая поэта в отсутствии вкуса, бессмысленности и даже рациональности.

Но были и те, кто разделял мнение Сологуба о стихах Северянина: «Я люблю их за их лёгкое, улыбчивое, вдохновенное происхождение. Люблю их потому, что они рождены в недрах дерзающей, пламенною волею упоенной души поэта. Он хочет, он дерзает не потому, что он поставил себе литературною задачею хотеть и дерзать, а только потому он хочет и дерзает, что хочет и дерзает. Воля к свободному творчеству составляет ненарочную и неотъемлемую стихию души его, и потому явление его — воистину нечаянная радость в серой мгле северного дня...»

Действительно, книга, как уже говорилось, была подготовлена по совету Валерия Яковлевича Брюсова, но сложилась из тех стихотворений, которые были написаны до их знакомства.

Поэзию Северянина Брюсов приветствовал ещё до её выхода в свет. Статью «Игорь Северянин», написанную специально для книги «Критика о творчестве Игоря Северянина» (1916), Брюсов открыл такими словами: «“Когда возникает новый поэт, душа бывает взволнована”, — писал Ф. Сологуб в предисловии к “Громокипящему кубку”. Конечно, певец звезды Майр, обычно скупой на похвалы, не мог ошибиться, произнося приговор столь решительный. Чуткость не изменила Ф. Сологубу, когда он приветствовал Игоря Северянина высоким именем Поэта. Да, Игорь Северянин — поэт, в прекрасном, лучшем смысле слова, и это побудило в своё время пишущего эти строки, одного из первых, в печати обратить на него внимание читателей и в жизни искать с ним встречи. Автор этой статьи гордится тем, что он, вместе с Ф. Сологубом и И. Гумилёвым, был в числе тех, кто много раньше других оценили подлинное дарование Игоря Северянина. <...> Это — лирик, тонко воспринимающий природу и весь мир. <...> Это — истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой. Это — ироник, остро подмечающий вокруг себя смешное и низкое и клеймящий это в меткой сатире. Это — художник, которому открылись тайны стиха...»

Фёдор Сологуб действительно обыграл слова, ставшие названием книги в предисловии, написанном в феврале 1913 года, хотя слова «Громокипящий кубок» встречаются в эпиграфе, взятом Северяниным из стихотворения Тютчева «Весенняя гроза» (1828). Парафраз того же стихотворения звучит в сонете Северянина «Тютчев» (1926).

В определении Сологуба также можно усмотреть не только связь названия с лёгкими и сверкающими стихами Северянина, упоение весной и радостью жизни (упоминаемая им Геба — в греческой мифологии — богиня юности, была виночерпием во время трапезы олимпийских богов), но и параллель с классической традицией русской поэзии, идущей от Пушкина, Тютчева и Фета, что также свойственно стихам поэта.

Одним из источников легенд о самомнении, об отсутствии культуры и вкуса Северянина стали воспоминания жены владельца издательства «Гриф» — писательницы и актрисы Лидии Дмитриевны Рындиной. В молодости она была страстно увлечена поэтом, а через 40 лет, так и не простив его охлаждения к ней, написала, что Гриф (так она называла своего мужа по имени его издательства) сам отобрал из вороха принесённых стихов то,.что считал интересным, и издал «Громокипящий кубок». На самом деле её муж, Сергей Кречетов, выразил желание издать книги поэта, потому что оценил его дарование. В печати он называл поэта единственным талантом, вынесенным на гребне волны футуризма, и считал, что «Северянин быстро проложил себе широкий и вольный путь». Предваряя критические заметки «Среди книг» в «Утре России», Кречетов писал о большинстве рецензируемых им книг современных поэтов: «Если в Игоре Северянине, с его подлинным, небом данным талантом, можно ещё откуда-то принять его самовосхваления, не прибавляющие, впрочем, ровно ничего к его поэтической ценности, то из этого вовсе не следует, что объявлять себя великим вправе любое ничтожество. Северянин один...»

Внимательный анализ содержания «Громокипящего кубка» показывает, что композиция книги является авторской. Северянин вряд ли мог принести «ворох... стихов». Скорее всего, он принёс свои ранние брошюры. В книге всего 137 стихотворений (поэз) за 1905—1912 годы, почти все из них вошли в ранние брошюры Северянина (12—35-ю). Стихи брошюры «Ручьи в лилиях» (1911, весна), за исключением двух перепечатаны полностью. Впервые в книге опубликовано только восемь произведений: «Berceuse осенний», «Эскиз вечерний», «Шампанский полонез», «Virelai», «Гюи де Мопассан», «Газэлла», «Демон», «Любовь и Слава».

Заглавия двух из четырёх разделов книги также перешли из вышедших ранее брошюр: раздел «Сирень моей весны» — 18-я брошюра (1908) и «За струнной изгородью лиры» — 25-я брошюра (1909). Есть случаи, когда последовательность стихов соответствует их композиции в ранних брошюрах. Так, первые четыре стихотворения книги: «Очам твоей души», «Солнце и море», «Весенний день», «В грехе забвенье» — открывают брошюру «Очам твоей души» (1912), далее следуют стихи, не включённые в сборник. Оспорить авторское расположение стихов в брошюрах Северянина вряд ли возможно.

Бесспорно, успеху книги способствовало издание книги самим издательством «Гриф», предисловие, написанное самим Фёдором Сологубом, и статья самого Валерия Брюсова о Северянине в «Русской мысли». Но успех определили достоинства и новизна самой книги.

Новизну содержания автор отметил своим именем. На обложке появился новый псевдоним поэта: Игорь Северянин. Впервые имя дано без дефиса. Так автор подчеркнул начало нового этапа своего творчества. В предисловии Фёдора Сологуба также говорилось о приходе в литературу нового поэта: «Одно из сладчайших утешений жизни, — поэзия свободная, лёгкая, радостный дар небес. Появление поэта радует, и когда возникает новый поэт, душа бывает взволнована, как взволнована бывает она приходом весны».

Единомышленники Северянина сочли, что Сологуб «приветил» Северянина тогда, когда «это сделала уже толпа издателей и ручеёк курсисток». Но для читающей публики слово Сологуба о приходе нового поэта имело свой смысл. Несмотря на то что Северянин шёл к «Громокипящему кубку» десять лет, книга открыла новый этап его творческой биографии, когда он совершал переоценку всего написанного за эти годы.

Новым и удивительным казался и подзаголовок книги «Поэзы». Не «Поэмы», не «Стихи», а «Поэзы» — понятие, ставшее одним из основных в поэтической системе Северянина. Образованное путём усечения слова «поэзия» и схожее со словом «поэма», слово «поэза» было написано на венке в день похорон Константина Фофанова его сыном Константином Олимповым и, возможно, заимствовано Северяниным. Впервые слово «поэза» появилось в 1911 году в подзаголовке брошюры «Ручьи в лилиях» и было не сразу замечено, а последний раз поэт употреблял его в 1930-е годы. Десятки стихов Северянина содержат в заглавии слово «поэза»: «Чёткая поэза», «Прощальная поэза», «Поэза о солнце, в душе восходящем», «Поэза о Карамзине» и др. Для Северянина это не только жанровое определение. Позже по аналогии к слову «поэза» им образованы «игровые»: заглавие — «Героиза» и подзаголовок — «Лириза». В стихотворении «Прелюдия» Северянина появляется ещё один неологизм — «соловьизы».

Я соловей: свои стихи Я называю соловьизы.

Северянин справедливо претендует на создание особого «музыкального» жанра русской лирики, считая главным принципом нового стиха «мелодическую музыкальность». Свои выступления Северянин называл поэзоконцертами и стихи — поэзы действительно «пел». Семён Рубанович в лекции, прочитанной на одном из поэтических вечеров Игоря Северянина в Политехническом музее в Москве 31 января 1915 года, отметил, что эмоциональность является «источником почти песенной певучести его стихов, такой властной и заразительной, что стихи его хочется петь. Игорь Северянин и поёт свои стихи — и напев их так внятен, что его можно записать нотными знаками. И это не прихоть чтеца — напев в них заключён потенциально и можно даже вскрыть технические причины этой напевности».

Успех книги определился её цельностью и внутренним единством. Свежесть, искренность и свобода чувства присущи вошедшим в неё поэзам. Северянин разделяет установку великих итальянских поэтов — Данте, Петрарки, возрождённую Бодлером и продолженную символистами, на создание единого текста-мифа, в котором художественная ценность и смысл стихотворений определяются не только их совокупностью, но и местом в книге.