Действительно, как отмечал Северянин в статье «Новая простота...», он изумлялся Антону Крайнему, «взявшему под свою авторитетную защиту людей, подобных упомянутому Иванову и находящему их “Воспоминания” “беспретенциозными и очень скромными”».
«Если назвать беспретенциозным, — продолжал Северянин, — глумление над поэтом, несколько иного с Г. Ивановым одарения и содержания, и скромностью — опорочивание памяти девушки, тогда действительно дальше идти уже некуда, и мы, увы, впредь будем в совершенстве осведомлены, какова “новая,
И хотя Антон Крайний, восхваляя стихи и мемуары Г. Иванова (в первом случае я даже согласен с уважаемым критиком), и говорит, — между строк, — что я поэт не из настоящих, я позволю себе, опираясь в свою очередь, по примеру А. Крайнего, на долгий мой опыт
Но, несмотря на литературные скандалы, отвлекавшие внимание от подлинной поэзии, диалог Зинаиды Гиппиус и Игоря Северянина состоялся прежде всего в их незабытых стихах.
И всё же для Северянина возвращение в провинциальный эстонский посёлок или в озёрную глушь было подчас безрадостным. Здесь он оказывался не только вдали от России, но и от основных центров русской эмиграции — Берлина, Парижа, Праги...
Выступления и встречи в Болгарии
В Болгарию Северянин и Фелисса Круут прибыли 12 ноября 1931 года. На организацию их пребывания и выступлений министерство просвещения выделило пять тысяч левов. Заслуга в том была, безусловно, старого знакомого Северянина Саввы Чукалова, служившего в 1931—1933 годах начальником отдела культуры и фондов министерства в правительстве Народного блока.
Игорь Северянин оказал определённое воздействие на культурную и литературную жизнь Болгарии, на её творческую интеллигенцию. Уже в 1914—1919 годах Северянин был очень популярен. В середине 1920-х годов его имя было хорошо известно в писательских кругах Софии и Пловдива. Его стихи знали болгарские поэты Иван Вазов, Димчо Дебелянов, Людмил Стоянов, Николай Райнов, Христо Ясенов, Николай Хрелков и др.
С интересом был встречен сборник «Громокипящий кубок», стихи заучивали. В библиотеке крупнейшего пролетарского писателя Димитра Полянова был экземпляр «Громокипящего кубка» (1916) с печатью Центрального комитета Болгарской коммунистической партии. Христо Йорданов приводит заметку Стефана Чилингарова: «Йгорь Северянин — один из новейших русских лириков. Он стяжал славу прежде всего как футурист не только в России, где его считали одним из самых видных его представителей, а быть может, главным основателем этой литературной школы, но и вне её. Позднее он, однако, отошёл от футуризма, чтобы занять своё место в неоромантическом направлении русской литературы». Вместе с заметкой было опубликовано стихотворение Северянина «Эхо» (1909) из сборника «Златолира» — первый перевод на болгарский язык, сделан Чилингаровым в 1919 году.
Христо Йорданов приводит комичный случай, когда в газете «Труд», органе социалистической федерации, появилось стихотворение Др. Попова «Първи май». В сущности, это был перевод стихотворения Северянина «Весенний день» (1911). Об этом «литературном воровстве» писал К. Димитров в софийских газетах «Труд» (1930, 1 мая) и «Слово» (1930, 3 июня).
Одним из истинных ценителей творчества Северянина был Савва Константинович Чукалов (1889—1971). С осени 1911-го до лета 1916 года он учился в Петербургской духовной академии, а затем оставался в Петрограде до лета 1918 года. Чукалов посещал поэзоконцерты Северянина, а в 1916 году в литературном обществе «ARS» на Лиговке познакомился с поэтом ближе. Вскоре Чукалов был принят в общество, среди членов которого были друзья Северянина — Борис Богомолов, Борис Правдин, бывали Алексей Ремизов, Георгий Иванов, Изабелла Гриневская, Вадим Баян и др. Здесь вышел первый сборник стихов Чукалова «Сумерки». Автор вспоминал, что, читая гранки книги, Северянин отметил стихотворение «Женщина»: «Я напечатал бы это стихотворение красными буквами».
По совету Северянина Чукалов был избран председателем редакционно-издательской комиссии при обществе «ARS» и утверждён членом редколлегии альманахов «На берегах Невы» (1915), «Литературная коллегия» (выпуски 1—2, 1916), периодических сборников «Проза и поэзия» (1916), «Причуды и вымыслы» (1917). Вернувшись в Болгарию осенью 1918 года, Чукалов основал издательство «Златолира». Встречи поэтов состоялись уже в Болгарии в 1931 и 1933 годах. Болгария была последней страной в турне Северянина в 1931 году, когда он в поисках заработка проехал с концертами и лекциями через Латвию, Литву, Финляндию, Польшу, Данию, Германию, Францию, Югославию.
Благодаря содействию Чукалова, всюду сопровождавшего гостей, программа оказалась насыщенной встречами, поэзоконцертами, знакомством с болгарской землёй. 16 ноября Северянин присутствовал на юбилее писателя Антона Страшимирова и познакомился с софийской литературной общественностью, подобные встречи прошли 21, 22, 23 ноября. Первый вечер поэзии состоялся 20 ноября в салоне «Славянска беседа», а 26 ноября — в зале кинотеатра по инициативе Общества культурного единения молодых славян.
1 января 1932 года Северянин вернулся домой, в Тойлу прямо из Дубровника, где «встретил Рождество в цветущих розах и зреющих перед окнами виллы апельсинах, при 22 градусах тепла и попали в полосу морозов и снежных вихрей. Ещё 27 давал в Белграде концерт, и вот мы уже дома».
В стихах болгарского цикла отразились впечатления о поездке по Болгарии 24—25 ноября 1931 года «с начальником культурного] отдела [Саввой Чукаловым] и его женой в автомобиле Министерства] народн[ого] просвещения] за 136 килом[етров] от столицы в тысячелетний мужской Рильский монастырь, расположенный среди отвесных гор со снежными вершинами на высоте более 1500 метров. Поездка оставила глубокое впечатление» (из письма Августе Барановой).
24 ноября Северянин посетил Рыльский монастырь в окрестностях самой высокой вершины Болгарии. Впечатления отразились в стихотворении «Ущелье Рилы» из цикла «Поездка в Рильский монастырь» (сборник «Очаровательные разочарования»).
Важно отметить, что стихи болгарского цикла датированы «Тойла. 31 августа — 4 сентября 1932» и были прочитаны только во время второго приезда в страну. Поэт точно и зримо воссоздаёт настроение морозного дня в таверне, заснеженной дороги в горах, холодных, опустевших келий монастыря, находясь в летней дачной обстановке. Именно так призывал Маяковский «делать стихи»: «...для делания поэтической вещи необходима перемена места или времени... Перемена плоскости, в которой совершился тот или иной факт, расстояние — обязательно... Для лёгких, для мелких вещей такое перемещение можно и надо делать (да оно и само делается) искусственно.
Хорошо начинать писать стих о первом мае этак в ноябре и в декабре, когда этого мая действительно до зарезу хочется.