– Я, видите ли, попал сюда под чужим именем – и по уголовной статье притом.

Она улыбнулась. Кто бы мог подумать еще лет десять назад, что знаменитый сыщик и дипломат окажется в тюрьме, да еще и по уголовной статье. Загорский улыбнулся в ответ: опыт у него уже имелся, так что ничего особенно нового, если не считать, что на Соловках каждый час ходишь под дулом пистолета.

– А вы-то сами где обретаетесь? – перебил себя Загорский.

Она – там же где и остальные ее товарки – в женбараке за тремя рядами колючей проволоки. Да-да, он знает, конечно, но на каких она работах? Она в канатной мастерской – это ничего, считается трудом не очень обременительным, да в ее возрасте графиня бы другой и не выдержала. На кирпичном заводе она бы и неделе не протянула, спасибо начальству, поставили «на веревочки». Все бы ничего, но тон задают уголовницы, а они злые, жестокие. И многие ее товарки не выдерживают не тяжелой работы, а бесчеловечного обращения.

Загорский грустно покачал головой. Господи, как только Россия дошла до жизни такой?

– Я полагаю, это нам за грехи, – кроткие карие глаза ее смотрели на него с каким-то тихим смирением. – Это испытание для всей России, а не только для аристократии. И мужики сейчас плохо живут, и рабочие. И даже в самих большевиках, захвативших власть, нет мира. Ведь им тоже страшно и больно, они не знают, что будет дальше.

– Меньше всего, графиня, склонен я жалеть большевиков, – нахмурился Нестор Васильевич.

– Все они люди, все рабы Божии, – возразила она.

Загорский поморщился. Скорее уж исчадия ада. Они попрали и Божьи законы, и человеческие. На их руках – кровь множества невинных людей, как можно это простить?

– Но ведь вы сами, – сказала она, – вы сами почему-то никуда не уехали. Вы живете в большевистской России, а теперь и вовсе сошли во ад. Зачем, почему?

Он снова оглянулся. Уголовники, не дождавшись, разошлись по своим делам, но графиня не дала ему сказать.

– Не надо, не говорите, – сказала она, – не хочу знать. Понятно, что вы здесь не просто так. Что до меня, то я бы отправилась в такое место только за очень близким человеком. И если я могу вам чем-то помочь…

Нестор Васильевич грустно покачал головой: это едва ли. Впрочем, может быть, графиня случайно что-то слышала о заключенном Алсуфьеве?

– Алсуфьеве? Не о Федоре ли Константиновиче? – нахмурилась она.

– Нет, о его сыне, Арсении Федоровиче. По моим сведениям, он сидит на Соловках.

Графиня задумалась на несколько секунд. Увы, она не помнит такого. Но это не страшно, она может попытаться разузнать. Через начальника санчасти Марию Николаевну, они с ней дружны. У нее должен быть допуск к спискам всех заключенных.

– А это не опасно? – с тревогой спросил Загорский. – Если есть хоть какой-то риск, я бы не хотел…

– Нет-нет, она хорошая женщина, хотя немного…

Тут графиня сбилась и потупилась.

– Что, – спросил Загорский, слегка улыбаясь, – немного беспутная?