– Три театра, – с восторгом отвечал Цыган, – три. «Театр Культа» – это администрация. «ХЛАМ» – бытовики, каэры и прочие мелкие фраеры. «Свои» – там блатата, жиганы и урки, как есть все свои.

– И какой же лучше?

Яшка озадаченно переглянулся с Камышом.

– Все лучше, – неожиданно сказал Пичуга, до сего момента молчавший. – «Свои» – это жизнь воровская, малинная, ну, и лагерная, само собой. А которые хламовцы – там жизнь красивая, шикарная, там классика. Ну, и лагерь тоже, конечно.

– И что же, сил хватает после работы представления ставить? – не поверил Нестор Васильевич.

– У кого как, – весело отвечал Цыган. – Особо ценные фраерские кадры вроде режиссеров, драматургов и актеров от работы освобождаются.

– Совсем?

– Совсем. Театр – ихняя работа.

Загорский только головой покачал. Это было поистине удивительно. Из того, что он видел на Соловках выходило, что главной задачей администрации было поскорее отправить на тот свет как можно больше заключенных. С чего вдруг им дался театр?

Братва с охотой объяснила ему, что поначалу театр делался для показухи, для туфты – что вот, мол, не только на тот свет загоняем людей, но и развлекаем их при этом. Идейно, понимаешь ты, развиваются, растут над собой заключенные. Однако дело неожиданно пошло. Театр полюбили и заключенные, и начальство. А поскольку после двенадцати часов работы в лесу или в торфяном болоте репетируется и правда не очень, решили наиболее ценные кадры освободить от производительного труда.

– Любопытно, – кивнул Загорский. – Так где, говорите, живут эти слуги Мельпомены?..

Рабочий день, благодаря выдумке Нестора Васильевича и в этот раз прошел не слишком обременительно. Срезание клейма с дерева и выдача старого куба за новый не вызывала у приемки никаких подозрений. Главное было, чтобы стрелки-охранники под ногами не путались.

– Нам тебя Бог послал, Василий Иваныч, – радовался Яшка-Цыган, привалившись к дереву и блаженно щелкая семечки, которых у него был полный карман – выиграл накануне у какого-то лопуха.

– Бог-то Бог, да и сам будь неплох, – раздумчиво замечал Камыш. – Тут главное – братве не проболтаться. Если все так делать начнут, начальство непременно просечет.

Вечером после ужина, который благодаря заботе шпаны был у Загорского вполне терпимым, к нему осторожно приблизился Куприн.

– Позвольте обратиться, вашество? – елейно проговорил он, косясь, нет ли поблизости Яшки.

Нестор Васильевич подошел к старосте, спросил может ли он прогуляться возле собора.

– Отбоя не сигналили пока, – отвечал тот, – но далеко не ходи, чтоб перед начальством не отсвечивать.

Загорский и Куприн вышли на улицу, их обволок влажный холодный туман.

– Как покушали, господин Загорский? – с ехидцей спросил филер. И, не дожидаясь ответа, молвил: – Покушали, покушали, я видел. А вот я, между прочим, с голоду загибаюсь.