Я выскочила в кухню, на ходу вытаскивая телефон из кармана. И тут Постум сказал мне: «Нет!»
– Почему? – оторопела я.
– Не делай этого. Не звони им. Они чужие. Они все разрушат. Убьют Трай. Убьют меня.
– Но ведь я… ведь я…
– Нет, – ответил Постум. – Уже нет. Теперь спрячь телефон, посмотри в окно и вернись в гостиную.
И я сделала всё в точности так, как он… как я приказал. А потом вышел наружу вместе со всеми своими, чтобы оттащить в чужие владения чужого мертвеца. Было очень тяжело и страшно, но я справился. Ведь я защищал свой Хайм, свой храм, свой род и свое племя – племя бессмертных.
Когда мы вернулись в дом, на Найта и Программера было жалко смотреть. Особенно на Найта: казалось, стоит ему совершить какое-нибудь неосторожное движение, и его внешняя оболочка развалится на куски. Только этого нам сейчас не хватало – возиться еще с одним трупом! В конце концов, я всего лишь пятилетний ребенок и не должен таскать на себе мертвецов. Максимум – помогать в этом взрослым…
В доме были три ванные комнаты, так что хватало на всех одновременно. Программера задержал телефонный разговор. Возможно, это выглядело не по-товарищески, но мы с Найтом не стали дожидаться его окончания. Я встал под горячий душ и закрыл глаза, вслушиваясь, как приходит в себя окоченевшее тело, как расправляется спина, расслабляются мышцы. Вода стекала по волосам на плечи, грудь, живот. Мысли текли медленно и лениво. «Так это называется, – думала я. – Не оболочка, а плечи, грудь, живот, спина… Ну при чем тут скафандр? А с другой стороны – не все ли равно? Назови так, назови эдак – это ничего не меняет. В конце концов, у скафандра тоже кожа, и плечи, и спина. Вопрос – кто я? Вот в чем дело. Кто я?»
Когда, переодевшись в сухое, я вышла из своей комнаты, Найт причесывался у зеркала в коридоре.
– Как дела, сынок? – весело спросил он. – Жив?
Лично я как заново родился… Пойдем ставить чайник.
Мы спустились в гостиную. Программер неподвижно стоял возле своего рабочего стола, точно на том же месте, где мы оставили его четверть часа тому назад. С его мокрого рукава текло, и мерно падающие капли воды разыгрывали ксилофонный концерт на фоне жужжащей аппаратной стойки. Он был явно не в себе, наш странный хозяин, и это печальное зрелище заставило нас пожалеть о своем недавнем решении оставить его наедине с телефоном. Честно говоря, Программер еще при первой встрече произвел на меня впечатление человека с параноидальным складом психики, но наше ночное приключение и вовсе выбило его из колеи. Он рвался куда-то бежать, причем немедленно, прямо сейчас; сочетание этого бреда с насквозь мокрой одеждой, лихорадочной дрожью и напавшим на него столбняком производило крайне тяжелое впечатление.
Найт стал успокаивать хозяина, а я побежала наверх готовить ванну. Усадив в нее несчастного Программера, мы вернулись в гостиную.
– Не волнуйся, мальчик, – сказал Найт, устраиваясь на офисном стуле с кружкой чая в руках. – С ним все будет в порядке. Переработался. В последнее время он почти не спит.
Я недоуменно пожала плечами.
– Зачем так гнать? Я понимаю – раньше, когда нужно было успеть до того, как умрет снаружист. Но сейчас? Разве он не закончил наш проект?
– Закончил для нас троих, – кивнул Найт. – Но в Хайме кроме нас есть еще миллионы людей. Мы помогли Программеру создать универсальную программу. Теперь он хочет, чтобы она работала на всех.
– Ты хочешь сказать, что больше никому не придется сидеть с датчиками на груди и на запястьях?
Найт улыбнулся.
– Не придется. Мы трое отсидели за все человечество. Видишь ли, сынок, люди хотя и отличаются друг от друга, но ненамного. И потом, эта система устроена так, что самообучается по ходу дела. У Программера они все такие. Он ведь один, не может себе позволить долго возиться с каждой программой. Строит, отлаживает и отпускает на волю: дальше живи сама, учись, исправляйся, действуй. Здорово, правда? Он пытался мне объяснить, как это работает, но я мало что понял. Только кивал, чтобы не злить. Ты ведь знаешь, как он злится, когда сразу не усекают? – он рассмеялся и отхлебнул из кружки. – Ну вот… Одно я усвоил точно: он уже очень близок к успеху. Очень-очень.