Глава 42

Никто не знал, каким должно быть музыкальное сопровождение для маскарада, поэтому было решено остановиться на ремиксах знаменитых произведений Бетховена, Моцарта, Дворжака и Генделя. Дуглас – эксперт по Кроллу с проворными пальцами – провел целый день за компьютером, накладывая хип-хоповые и рэповые биты на прославленную «К Элизе», симфонию «Из Нового Света», арии из «Женитьбы Фигаро» и другие шедевры классической музыки. Сара ожидала, что все будет звучать совершенным издевательством над ее кумирами. Однако она должна была признать, что результат позволял по-настоящему оторваться под Пятую симфонию, которая получилась особенно круто. Мозес настаивал на лютневой музыке. Тогда Дуглас соединил ее с афро-кубинскими ритмами, которые теперь сотрясали расписанный фресками семнадцатого века Балконный зал на втором этаже. Майлз чрезвычайно нервничал. Вероятно, причина заключалась в том, что они таскали стаканы с холодным пивом не только под скептическим взором верблюда, намалеванного на потолке, а под взглядами представителей рода Лобковицев. Впрочем, последние не могли покинуть золоченые картинные рамы. Сара украдкой посмотрела на Вратислава III, последнего из Пернштейнов, изображенного в доспехе и красных облегающих штанах, и на Каролину Шварценберг со страдальческим выражением лица (бедняжка родила двенадцать детей).

Сара повернулась и обнаружила, что перед ней стоит Вратислав собственной персоной – в замечательно реалистичном доспехе и, разумеется, красных облегающих штанах. Его облик довершала маска, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы различить знакомый запах оленьего мускуса и понять, что это Годфри.

– Берни! Я рад, что ты поправился! Мы словно перенеслись назад во времени. Отличные костюмы, – воскликнул специалист по животным и кивнул в сторону толпы ученых, других дворцовых сотрудников и приглашенных друзей.

В итоге здесь собралось, наверное, около сотни человек, наряженных в пух и прах.

Сара поспешно упорхнула, радуясь, что ее одеяние делает ее непроницаемой для посторонних взглядов. На ней было черное платье с широкими рукавами-раструбами, перчатки, золотая цепь на поясе и круглый белый гофрированный воротник. В одной руке она держала белый платок, в другой – куколку Святого Пражского Младенца. С ее шеи свисало черное с золотом ожерелье с крестом. Туфли на платформе, которые она не надевала с тех времен, когда изображала Женщину-кошку в колледже, добавляли ей роста, и в целом получалось почти метр восемьдесят. Но самое главное – надменная, аристократически-неподвижная маска Марии скрывала ее лицо, а большое количество подложенной ваты делало фигуру гораздо крупнее и плотнее.

Это был наилучший костюм, сшитый Бернардом, достоверный до мельчайших деталей. Правда, Сара в нем потела, как скаковая лошадь, зато, кажется, он исправно выполнял свои функции.

К ней подскочила Дафна в образе Поликсены.

– Берни, вы вернулись! – вскричала она. – Или мне следует называть вас мамой?

Дафна захихикала – ее костюм явно придал ей некое подобие веселости.

В конце вечера Яна должна была раздать призы за самый исторически точный наряд, самый необычный и самый дурацкий. Сюзи нацепила на себя фальшивые доспехи, состряпанные из утащенных с кухни кастрюлек и сковородок, – меч, впрочем, выглядел как настоящий. Она алчно преследовала Фиону, соблазнительно расписавшую себя под дельфтский фарфор. Кто-то в шутку оделся архивом: на голове красовалась картонная коробка, повсюду были наклеены исписанные листы, на спине – скоросшиватель. Служитель Петр вызвал всеобщий восторг, явившись во дворец с живой лошадью, точь-в-точь похожей на ту, что можно было видеть на одном из ростовых портретов начала восемнадцатого века. Майлз приказал ему немедленно вывести животное из помещения и привязать во дворе. Пиво текло рекой, перемежаясь стаканчиками сливовицы, опрокидываемыми, когда Майлз поворачивался к коллегам спиной. Один раз Майлз дошел до точки кипения и пригрозил вообще выгнать всех вон, когда обнаружил, что Дуглас – двусмысленно одевшийся Анной Австрийской – заявился с ящиком водки и тремя хихикающими местными девицами.

– Хватит! – рявкнул Майлз. – Мы должны иметь хоть какое-то уважение к этому месту!

Повсюду танцевали, кружились просторные юбки, мелькали панталоны. В помещении становилось жарко. Собравшиеся разразились аплодисментами, когда Майлз, вздохнув, принял предложенную ему Дугласом бутылку водки и сделал изрядный глоток.