– И Нико туда залезал? – Сара глубоко вдохнула, чтобы перебить запахом Максовой кожи память о кошмарных испарениях темницы. Она едва сдерживалась, чтобы не зарыться лицом в ямку на его шее.
– Нет, он на замке, – ответил Макс.
– Еще бы! – раздраженно фыркнула Сара. – Иначе было бы чересчур легко. Здесь, куда ни посмотри, все либо заперто, либо отгорожено стеной, либо заковано в цепи, посажено на кол, проткнуто копьем, выкинуто из окна…
Внезапно она почувствовала, что готова разреветься. Бедная Элеонора! Бедный Щербатский… Но нет. Она не должна плакать – ни над Элеонорой, ни над профессором. Ни над Стефанией – преждевременно постаревшей балериной, вызволившей ее с крыши дворца. Ни над всеми другими людьми, которых на протяжении бессчетных лет использовали как пешек и убирали с дороги агенты алчности и жажды власти. Слезы им не помогут. Сара поискала нужное слово для того, что могло бы вернуть душевное равновесие. Справедливость? Нет, недостаточно сильно. Месть? Пожалуй, вполне неплохо. Однако Сара знала: на самом деле двигало ею то, что не имело ничего общего с разоблачением Шарлотты Йейтс или разгадкой тайны убийств, самоубийств и исчезновений все возрастающего количества людей. Это было ощущение, что в конце всех темных поворотов и петляний ее ожидает ответ, относящийся к чему-то совершенно другому. Такому, что могла бы понять Полс. А возможно, и Макс – если она ему доверится.
Бетховен.
– Не смотри так печально, – сказал Макс, прервав поток ее размышлений. – Нико утверждает, что замок старый и скорее всего сейчас его будет нетрудно сломать. Но на люке может что-нибудь стоять, какая-нибудь мебель или книжный шкаф… Одним словом, это определенно задача для двух человек.
– Скорее всего, Нико уже его ломает, пока мы тут рассуждаем, – предположила Сара.
Макс покачал головой.
– Нет, он на задании.
– На задании? – Сара приподняла бровь.
– Я послал его присматривать за отелем, в котором остановилась твоя маленькая подруга. Он будет оставаться с ней рядом, пока она не окажется в целости и сохранности на борту самолета, улетающего из Праги. Здесь в последнее время происходит слишком много всякой мерзости. Нико прекрасно понимает, что поставлено на карту. Он не позволит, чтобы с девочкой что-нибудь случилось.
Сара была тронута настолько, что почувствовала желание объясниться начистоту.
– Возможно… – начала она и заколебалась. – Возможно, на карту поставлено больше, чем тебе кажется.
Макс внимательно посмотрел на нее и откинулся в кресле, сложив руки на груди. Он был настолько похож на фотографию своего деда Макса, висевшую над ним, что создавалось ощущение, будто фотография просто выскользнула из рамки. У обоих на лицах было одно и то же непроницаемое выражение.
Мужчины, полные тайн, подумала Сара.
– Итак, сегодня вечером? – спросила она, уходя от дальнейших объяснений. – Сегодня вечером мы проникнем в потайную библиотеку?
– Завтра утром, – поправил Макс. – В девять утра, когда реставраторы примутся за работу и поднимут достаточно шума.
– А до этого?
Макс помахал в воздухе книгой.
– Мне нужно кое-что прочесть. Это про твоего любимого Седьмого Лобковица.