– Ну почему с этим должен разбираться я?

– Вы единственный, кто подходит по званию и оказался рядом.

– А полуротмистр Краузе?

– У него дела в Рогачике.

– А его заместитель?

– О-о… майор Людвиг всю ночь играл в карты с князем Григорием…

Смазливый адъютант полуротмистра Эриха нахально подмигнул.

– А другие господа офицеры блау-роты? Я не полицейский, я кадровый военный…

– Ваш долг обязывает. Это гонец!

Майор Батурин подавился чаем.

– Но это же… это как наплевать в костеле!

Адъютант пожал плечами:

– Он не захотел остановиться. А Стах вошел в раж. Он же бешеный, он наполовину лейтвин. О-о, простите…

Батурин проглотил оскорбление. Презрение – самое малое, чем одаривают их немцы. Не вызывать же каждого юного щенка на дуэль.

– Он вогнал в него пять пуль, и только тогда этот… сдох. Не разделяю вашего поклонения перед гонцами, но он живуч, как бергенский кот. Или вервольф.

Край серого плаща все так же плясал под ветром, словно хотел унести с собой неподвижное тяжелое тело.

– Мы послали за доктором, он будет здесь с минуты на минуту. Ксендз, как я понимаю, не обязателен.

Батурин обреченно кивнул.

– Потом мы заберем тело на дознание в город. Мне нужна ваша подпись в протоколе.

Майор кивнул юнцу снова, уже в спину, и в который раз подумал, что в сорок лет жизнь окончена, собственно, она окончилась уже тогда, когда пращур Кита Егорий, князь Новеград-Северский, презрев свою рыдающую на забороле Ефросинью, стал строить амуры юной Кончаковне, скрашивающей ему тяготы половецкого плена. Кончаковна оказалась девицей ушлой, быстро окрутила Егория законным браком и отправилась в Балткревию на крупе его коня. Впрочем, до Новеграда ни она, ни ее приданое не доехали. Отмытая от дыма половецких костров, но ничуть не утратившая своей первозданной дикости, молодая княгиня наповал сразила стареющего Владимира Хоривского. Егорию предоставили на выбор место в великокняжьем порубе или возвращение к старой жене, где он через некоторое время и скончался. Кончаковна же, пододвинув Рогнеду-полочанку, сочеталась уже вторым законным браком. Беря ее в супруги, Владимир, возможно, имел дальние политические планы на союз с Диким Полем. Про это история рода Батуриных умалчивает. Зато повествует о судьбе несчастной гречанки Анны из Одномахов, кузины царьградского императора, на которую планы Владимира простирались еще дальше. К тому времени половчанка уже успела родить великому князю трех сыновей, и старший, Яроська, собственно, и возглавивший Батуринскую ветвь, очень походил на Егория. Анна явилась к Хоривскому двору в сопровождении изрядной свиты, нескольких христианских схимников и большой по тем временам библиотеки. Одномаховну поджидала старательно свитая шелковая петелька, приход христианства в Балткревию отдалился на пару сотен лет… Против библиотеки Кончаковна ничего не имела – она была восхитительно безграмотна. Самое же страшное, проистекшее для Кита Батурина из исторических коллизий, было то, что в роду его – и ны вельможном и обширном – лад задавали женщины. Отец Кита, Мишаня, Михаил Никитович, бабник, бретер, способный ударом кулака по ноздрям свалить лошадь, до безумия боялся своей властной тещи, Китовой бабушки. В этом Никита был похож на него. Еще от папеньки достались сыну вислый нос, глаза цвета спитого чая, ранняя седина в волнистых воронова крыла волосах, обильное тело и бес в ребро. Едва окончив Пажеский ея королевского величества Корпус, успел Кит сбегать под венец, но прельстительница именем Наталья скрылась от мужа с секретарем Лютецкого посольства. Не прошло и двадцати лет, как драгунский полуполковник наступил на те же грабли. Тонкий эстетский Китушка, сочинитель стишат в альбомы и недурной акварелист, ни за что бы не пошедший в военную службу, если бы не бабушка Патимат (уже упомянутая теща), до безумства понимал лошадей. Уже будучи никакой, после третьего, вроде, ящика Вдовы Аи, Кит поразил всех джигитовкой с чашей горящего пунша на голове, чем на спор выиграл Татьяну Дмитриевну, свою очередную супругу. Ташинька была из Дежиньских, старинного лейтавского рода. Ее родителей казнили после восстания, а девочку отдали на воспитание гарпиям-теткам в Саратом, где стоял Батуринский полк. Венчание без родительского благословения, похожая на цветущую вишню невеста… два то ли три двубоя… чтобы заткнуть завистникам рты. Как некогда пращуру Егорию, Киту пришлось выбирать – между арестантскими ротами и бегством в Лейтаву, дикую, проклятую богом страну, чреватую восстаниями, как жеребая кобыла. Опять вмешалась бабушка. И теперь майор Батурин пожинал плоды этого вмешательства во всей красе.