Алесь вдруг понял, что она не прежняя глупая навка, что она теперь что-то большее.

Гивойтос спокойно откупорил бутылку, налил одну чарку полную, а другую на донышко и протянул ее навке. Та отдернула плюсны.

Гивойтос покачал чарку в лунном свете:

– Не бойся, это стекло.

Она приняла. Плыл над поляной летний сенной запах. Острый, свежий. Нудно, как зубная боль, ныли волки. Алесь знал, что они совсем рядом, но не торопятся выйти. Пока.

– Не обманешь меня. Что это?

– Выпьем. За помин души.

– Чьей?

– Северины.

– Не помню.

Мир натянулся струной, нитью. Поперек горла. Ведричу вдруг захотелось, чтобы все завершилось: хоть так, хоть этак, только сразу. Только бы не длилось это противостояние.

– Я не хочу назад!

– Даю тебе слово Ужиного Короля, что не причиню тебе вреда.

Навка усмехнулась:

– Тогда пусть он выйдет. Я знаю, что он там. Эй ты, гробокопатель, выходи.

Алесь шагнул вперед.

– Стой!

Он остановился по колено в воде.

– Пусть выпьет с нами.

– Он умрет, – сказал Гивойтос.