– От
Окрестности Вильно, три года назад
Скрипнула дверь, а за нею половицы. Алесь сел в постели, прислушался. Позвал:
– Панна Юля, вы?
Потянулся зажечь свечу. Спички не загорались, а потом серебряный коробок вообще нырнул под кровать. Ругая достижения прогресса, делающие жизнь тяжелее, Алесь потянулся за ними. Свечу зажгли за него. Из неудобной позы, свесившись с постели, князь наблюдал за расположившимся в кресле незнакомым мужчиной. Было тому по виду около сорока, держался он гордо, расправив широкие плечи. Его лицо можно было бы назвать лошадиным, если бы не выражение достоинства и не янтарные, с твердым прищуром глаза.
– Уже успели соблазнить мою младшую племянницу, – усмехнулся он.
Александр принял более удобное положение, откинул с лица кисточку ночного колпака и хмуро поинтересовался:
– А кто вы такой?
Он бы говорил куда более резко, но, как любой лейтвин, разглядел над бровями незваного гостя сверкающие звезды
– Я Гивойтос. Может, пан Ведрич изволит помочь мне вернуть назад навку, которую так неосмотрительно вызвал на свет?
– Не может быть, – отмахнулся Ведрич. – Обряд не был довершен. Отвернитесь, я оденусь.
– Я был там вчера утром. И днем тоже. Могила пуста. Может быть, пан изволит объяснить, что там произошло?
– Я… совершил глупость. Дал ей серебряный кубок.
– Где вы брали кровь? Скорее!
Алесь удивленно повернулся:
– Да что такое?
– "Бешеная навка!"
Они летели сломя голову, не жалея ни себя, ни скакунов. Над всадниками вились дымно-рыжие хвосты походен. Лишь на опушке Крейвенской пущи Алесь резко натянул поводья:
– Кони ноги поломают.