– Тут скорее священник нужен!
Тумаш, помедлив, протянул руку бывшему хозяину:
– Уд-дачи в-вам, Генрих.
– И тебе. Куда сейчас?
– У нас отряд… с-студентов… мы пойдем на Трехсвятскую, на прорыв.
Он еще раз попытался отряхнуть сюртук, сглотнул при очередном взрыве, потряс головой:
– М-может, п-переждешь?
Айзенвальд прикрыл глаза: словно глядел куда-то, куда обычным взглядом не заглянуть:
– Только бы она продержалась. Морена…
– Что?
– Морена – это смерть.
Крейвенская пуща, два года назад
Алесь сидел на корточках на кромке берега, ломал по закраинам подмытый водою лед, льдинки частью складывал в горку на берегу, точно намереваясь позже составить из них слово "вечность", частью же пускал плыть по течению. В зеркале очистившейся воды отражался цветущий шиповник. Волны, набегая на берег, лениво шелестели, выносили на песок белую пену, ил и кусочки янтаря.
– …белая пена – жизнь, а красная – смерть…
– Вы что, думаете, меня можно притянуть заклинанием, как козу за веревочку?
Алесь вздрогнул и резко встал. Отряхнул ладонью голенища сапог и колени.
Гивойтос спускался к нему с обрыва, придерживаясь за метелки травы, из-под ног с шорохом сыпались мелкие камешки. Это его превосходство в положении почему-то рождало в душе Алеся шершавый осадок – как от попавшего в горло песка.
– Все было проще. Жвеиса и его людей заманили в засаду, была драка в лодье и на берегу, много крови пролилось… Но совсем не здесь. Здешний замок князь построил для Эгле. Только от него мало что осталось.
Ужиный король улыбался. Зубы у него были неожиданно ровные, и улыбка красивая, только и она князя раздражала.
– Доброе утро, Алесь Андреевич.