Алесь крутанул головой, русые волосы заполоскались нимбом.

– Не считая, что гонцов осталось – пальцев одной руки хватит пересчитать. И это вы напели моей племяннице?

Ведрич глухо молчал. Тяжелые приспущенные веки прятали желтую искру внутри серых с зеленью глаз.

– Вас никто не просит входить в повстанческий комитет. Добывать для нас оружие или печатать литературу. Или произносить перед крестьянами речи, зовущие к восстанию. Но разве вы оглохли? Разве вы не слышите, как земля стонет под пятой завоевателей? Как рыдает по своим мертвым детям, лучшим из своих детей?! Тем, что не пожалели жизни, вступившись за нее. Вацлав Легнич был вашим лучшим другом, Мария – родной сестрой. Разве вам все равно, что их убили? Осиротив Юлю и Антосю. Пусть вам нет дела до остальных, но эти…

Лицо Гивойтоса было серым, почти черным, губы вздрагивали.

– Не надо меня винить, Алесь. Я делаю все, что могу.

– Значит, мало делаете!

Ведрич наконец присел на ступеньку, вдохнул ароматы хвои, цветов, увядающих листьев. Раздражение исчезло. Оставалось лишь ощущение близкой, мучительной, желанной победы.

– Я очень вам благодарен, – произнес князь проникновенно, – за то, что вы сделали для Северины, за то, что создали ее заново, что научили владеть собой. Эти умения ей очень пригодятся в ближайшем будущем.

– Нет, Алесь.

– Что? – Александру показалось, что он ослышался.

Гивойтос встал, снова оказавшись намного выше его, и произнес отчетливо:

– Это не та сила, с которой возможно справиться. Я не стану вам помогать.

– Но у Жвеиса был договор с Мореной…

– У Жвеиса были короны. И даже, несмотря на короны, Морена смогла его убить. Нет, Алесь. Вы хорошо постарались, вы узнали многое, если не все, но помогать вам уничтожать Узор я не стану. Один раз я ошибся, хватит.

– Нет никакого Узора! – отчаянно закричал Алесь, заступив ему дорогу. – Когда-то: да! А теперь… "В лето 1498 от Христова рождения чума, вспыхнув в Джинуэзе, распространилась по Эуропе через моряков и корабельных крыс, но едва прийдя к морским воротам Лейтавы, суда с заразой были задержаны, а после и обращены вспять вызванным гонцами противным ветром. На сухопутных рубежах случилось подобное. Так что Лейтаву обошли вонь горелой плоти и скрип мертвецких телег". Да в какую летопись ни глянь! Неудач меньше, урожай обильнее, начальство умнее. Не было войн за веру, доказной инквизиции, скот от ящура не подыхал… А теперь на что вы годные? Лень для родины жопой пошевелить…

– Что, неправда?! – захлебываясь слюной, орал Алесь. – Немочь бледная!! Кастрат! Думаешь, я не понимаю?! Эта девка просто влюбила тебя в себя. Она любого влюбит. Если не знать вот этого! – само собой прыгнуло в ладонь из кармана зеленое ожерелье, одарило колючей силой, сально взблеснуло под сентябрьским солнцем.

– Как бы ты ни силился, Ужиный Король, она всегда останется трупаком, предателем, навкой из могилы. Ну, что молчишь? Отбери!

– Вы дурак, Алесь.

– Что?