Ведрич пожал широкими плечами:
– Ты у меня спрашиваешь?
– Никакой болезни не было, – тусклым голосом произнесла Гайли. – Три года… я
Лейтава, Крейвенская пуща, 1830, начало сентября
Над еловыми верхушками пламенел закат. Ложился тоской на душу. Пахло вереском с обочин и хвоей, звуки вязли в слежавшейся иглице. Кони мягко ступали копытами.
– Панна моя, – с усмешкою произнес Алесь, – я должен исправлять обязанности управляющего, а не носиться за вами по Лейтаве, как одержимый заяц.
Гайли опустила лицо. Бессознательно потеребила на шее скользкий даже на вид зеленый ружанец[19]: движение одновременно ласкающее и отвратительное. Замочек заел, и ожерелье, возвращенное ей Ведричем, не снималось. Половины камешков недоставало в истертом серебре. Столько лет в земле не красят даже сокровище. Но, видно, оно было завороженным. Гайли до сих пор ничего не вспомнила, как надеялся Алесь, но и не умерла и не сошла с ума, что предсказывала знахарка Афимья из деревеньки Случ-Мильча. Лишь тряслись руки и глаза горели, будто в них натрусился песок.
– Я Иуда, – сказала Гайли вполголоса.
Алесь указал на маленькую, трепещущую листьями осинку:
– Если бы Иуда не вешался на ней, а обождал три дня – всемерно был бы прощен. А еще, говорят, в осинку превратилась девочка, под пытками предавшая своего отца. Но это легенда. Ужиный Король умер совсем по-другому.
– Как?
Ведрич обхватил щеки Гайли теплыми шершавыми ладонями, заглянул в темные янтарины глаз:
– Ну, слава Богу. Первые нормальные слова. Гивойтос когда-то связал меня обещанием ничего вам не рассказывать. Я бы и не рассказал, если бы вы не спросили. Это все в другой жизни, не здесь и не сейчас.
Гайли заплакала. Совсем незаметно: только солнце взблескивало на слезинках. Князь деликатно отвернулся, слегка пришпорил коня. И, выезжая на голое место, увидел на холме под дубом, протянувшим голый сук в закат, знакомый силуэт всадника. Древний, опушенный мехом строй[20], длинный плащ, падающий на конский круп; расплывающееся лицо с тяжелым подбородком и даже издали заметной печатью властности. Гайли позади вскрикнула. Алесь отвел глаза, а посмотрел опять: конник исчез.
Рука Гайли дрожала в Алесевой руке:
– В-вы же… Витольд! Я не звала…
– Это
– Кто?…
Алесь сорвал с лещины два листка и орехи:
– Хотите?