– Вы же знаете, что я так не думаю.

– А что вы думаете? – глаза ее, казалось, могли прожечь дыру в его лбу.

– Присядьте, Гайли, – велел Алесь жестко.

Она глубоко вдохнула, но все же повиновалась, опустилась на застеленную белым узкую кровать.

– Стоило мучить дурных деревенских баб…

Девушка дернула губами:

– Тогда ответьте мне вы, умный, рассудительный. Князь Александр Ведрич, я требую правды.

Он поднялся так резко, что почти отлетел тяжелый дубовый стол, скатилась и разбилась в осколки бутылка. Гайли ждала, не выказывая страха – хотя бояться было чего, впилась в Ведрича черными глазами.

– Ты действительно требуешь правды?!

И, глядя в белое лицо с провалами глазниц, отчеканил:

– Ты – графиня Северина Маржецкая. Пятнадцать лет назад тебя застрелил член революционной дружины "Стража" Игнат Лисовский за предательство. После его убили по приказу влюбленного в тебя немецкого генерала. Романтичная история, не правда ли? Впрочем, возможно, Айзенвальд ценил твои деловые качества. Ты была назначена эмиссаром сюда, в Придвайнье, и везла депеши и списки инсургентов. И мои родители, и родители Анти погибли из-за тебя. А три года назад я по решению "Стражи" призвал тебя из мертвых, чтобы дать возможность искупить грехи.

Губы Гайли дрогнули – словно она хотела сказать, что обвинение лживо, из глаза выкатилась слезинка, скользнула по щеке. Отразила лунный луч, заглянувший в окошко. Там была совсем прозрачная северная ночь, луна взбиралась по жемчужному небосклону над бледнеющей полоской заката. Шелестели густые влажные яворы.

Алесь закусил губу. Может, уже жалел о своем порыве. Гайли уперлась в столешницу расставленными пальцами, а вторую руку поднесла к горлу. Было похоже, она или упадет в обморок, или кинется из окна. Ведрич сощурился и усмехнулся.

– Гивойтос тебя пожалел. Обряд воскрешения – он не пошел, как нужно. Вино гонцов послужило для тебя напитком забвения.

– Если… все так… – ну конечно, у нее сжало горло. И отчего-то вспомнился затертый медальон на кубке омельского дворца. Гайли отстегнула от пояса привычную баклажку, ломая ногти, вытащила затычку. Наклонила. Густая жидкость потекла на пол.

Алесь перехватил ее руку:

– Что за детство?

– Вот почему… тебе было противно… ко мне прикасаться. Витольд, ну, князь Пасюкевич, знал?

– Почему ты спрашиваешь? – жестко спросил Алесь. – А, ты же не читаешь газет. Ты могла и не знать. Витольд умер в конце липня[18], на охоте. Сердце.

– Почему?