– Надо ее держать. Может очнуться, забиться. А маковый отвар давать боюсь.
– А как держать, пану дохтур? – спросил лакей дрожащим голосом.
Тумаш безнадежно потер переносицу:
– На ноги ей сядьте, что ли.
– Свяжи простынями и к кровати примотай, – сухо распорядился Айзенвальд. Януш, вздыхая и кряхтя, как старик, взялся делать. Занецкий с мученическим видом возвел очи горе:
– Правую руку не трогай.
Подергал путы. Обтер смоченной в водке салфеткой собственные руки, шрам на запястье
– Лампу ближе, пожалуйста. Эх, все равно темно!
Генрих метнул в него странный взгляд, снял стекло. Завоняло маслом и горящей коноплей. Огонь был так близко, что Тумашу показалось, волоски на его запястьях скручиваются от жара. Он перекрестился и сделал надрез. Женщина дернулась, и тут же порыв ветра распахнул раму. Хряпнулся об пол горшок с бальзамином, запахло кладбищем. Мир вздрогнул и потек.
А потом – будто сложили два стекла с картинками, и в свете "волшебного фонаря" на стену упали почти совпавшие тени.
Вот призрачная дверь с проступившим сквозь нее узором шпалер.
Вот окна с грозой. Портьеры – одни просто раздвинуты, а двойники – сорваны, точно людям из прошлого тоже не хватило света.
Кушетка со свежей постелью в углу: такой
Знакомый секретер времен завоевания (в тигровых разводах, с гнутыми ножками и потрескавшимся лаком) сдвинут на середину комнаты. Над откинутой крышкой призрак бледного адъютанта в голубой с синей выпушкой форме блау-роты – трясется рука с занесенным карандашом. У локтя горит лампа. Та же, что держит Айзенвальд. Цветное, пронзительное пятно.
Из ряда стульев вдоль стены выхватили один, дыра – как выбитый зуб (при этом в виленском доме стул на месте), сорокалетний каратель оседлал его и положил на спинку подбородок.
Смутная фигура подпирает спиной разжаренную печь-саардамку с жар-птицами по глазури – вжимается ладонями в кафель, будто защищается от мороза. И звякают на полке над дверцей бокалы из старого радужного стекла.
А обитое кожей массивное кресло перетащили к секретеру (туда, где в
– Нельзя же так… Скажите им всё, Северина!!
– Матолек! Пошел вон! – это кричит на Игнася Лисовского офицер, что прячется за спинку стула. Он зол: офицеру не нравится его работа. – Нашелся… деликатный. Панна Маржецкая, я спрашиваю: где документы?
Молчание.