– Я люблю ее. И я – единственный свидетель ее невиновности. И вот эти бумаги.

Айзенвальд откинулся к боковине оконного проема, посидел, жадно хватая ртом воздух.

– Сначала… для меня это была своего рода игра: приятно иметь дело с сильным противником. А панна Маржецкая была очень сильным противником, и осторожным. Уходила от слежки, избегала ловушек. Один единственный раз мне удалось подойти вплотную. Она была ранена, а я…

…Шелест платья, шелест дождя в деревьях за окном… Запах огня, растопленного воска и, совсем немного, крови.

– Простите, что заставила вас ждать, – она стояла, отвернувшись к окну, и казалась на его фоне смутным силуэтом.

– Что вы! Это я должен просить прощения за неурочный визит.

Генерал приблизился – открытой шеей Северина могла почувствовать его дыхание.

– Что вы там увидели, панна графиня?

– Деревья.

– Они интереснее, чем я?

– Живое предпочтительней железа.

– Неужели для меня не остается надежды?

– Когда вы уйдете отсюда. Вместе с войсками, – сказала графиня Маржецкая тихо… Тогда Айзенвальд понял, что пропал. Влюбился, потерял голову… Ведь достаточно же было послать в Лискну вестового с письмом и сопровождением…

– А я понесся сам. Как мальчишка, без охраны. Чтобы уберечь. И попал в засаду. Ваши меня подобрали.

– Что?

Айзенвальд тихо рассмеялся.

– Я ускакал, потом свалился. Не в форме, не разберешь. Просто раненый человек на дороге. Меня отвезли к Ульрике Маржецкой. Она меня вылечила. А Северину к тому времени уже похоронили.

Хотелось двинуть кулаком в стекло: так, чтобы полетели осколки, чтобы стеклянный звон заглушил боль внутри. Генрих сцепил пальцы на колене:

– Через тринадцать лет член комитета "Стражи" Алесь Ведрич надругался над ее могилой. Есть такое поверье, что если свести полную луну, могилу предателя на распутье и кровь его живого родича, можно призвать Морену. Алесь хотел отомстить. У него были к тому причины. Он провел обряд. Все так замечательно получилось… Но вмешался дядя Антоси – пан Лежневский. Гонец, возможно, Ужиный Король. Теперь не спросишь уже, что им двигало, когда он превратил Северину в гонца.

– Как?!