Нельзя сказать, что религиозное возрождение является антисовременным, оно принимает развитие науки и технологий. Как отметил Уильям Макнил повторное утверждение ислама в не-западных цивилизациях является главным мотивом антизападной борьбы. Можно сказать, что это ответ на вырождающуюся культуру Запада, отторжение прозападной унификации, дабы не повторить подобное вырождение у себя на Родине. С этой точки зрения интересен опыт Китая в том, что, осознав кризис коммунизма в экономике в 70-х, руководство выбрало вариант реформирования идеологии, а не отторжение её, как случилось в России.

Встав на сторону госкапитализма, правительство одновременно прибегнуло к старым традициям авторитаризма и религии Конфуция, чтобы утвердить свою независимость перед Западом. Идеология коммунизма осталась, но теперь её реализация изменило направления, власть приняла решения под своим контролем довести элементы рыночной экономики до пика своего развития, чтобы потом обратить на последней стадии капитализма, как и завещал Маркс, в реальный коммунизм.

Перестройка сознания после окончания Холодной войны затронуло и глубокие философские темы. Если раньше главный вопрос двухполярного мира был «На чьей вы стороне?», то новая действительность сменила эту постановку на конструкцию «Кто вы?». И ответ на этот вопрос государством определяет его потенциальных друзей и врагов, «люди сплачиваются с теми, у кого те же корни, церковь, язык, ценности и институты и дистанцируются от тех, у кого они другие» – заявляет объективная реальность.

Возвращаясь к югославскому конфликту, для закрепления этого вывода снова напомним, что Турция поддерживала Боснию, Россия помогала Сербии, а Германия Хорватии. В Боснии преобладает мусульманство, в Сербии православие, в Хорватии католицизм. Кстати, именно Хорватия первая из них смогла вступить в ЕС и стремилась к этому. Тенденции к такой идентификации были и раньше, но в «задавленном» состоянии. Ещё в 1917 немецкому пролетариату надо было выбирать между своей классовой принадлежностью к всемирному пролетариату и своей идентичностью с нацией и империей. Победило второе. Во многом успех США кроется в том, что они стирают всякую идентичностью человека и навязывают свою, тем самым происходит ассимиляция народов в один имперский котёл.

Поскольку человек сам волен, принимать ли ему гражданство или нет, то такой метод нельзя обвинить в изуверстве, он эффективен. Но эффективность понятие вне морали. Поэтому России важно строить свои Евразийские Штаты на постсоветском пространстве не с помощью унификации, а через традиционализм. Он поощряет интеграционные процессы между этносами. В новой идее дружбы народов нации разных культур смогут жить сообща.

Россия до сих пор остаётся разорванной страной. Русский народ наиболее сегодня разобщён. Спор славянофилов и западников продолжает полыхать страстями и центристских позиций здесь не намечается. Сегодня Украиной правят западники, но понимают ли они, что относятся к православному миру? Все сходятся в одном, если Россия примкнёт к Западу, то православная цивилизация перестанет существовать. Если украинские западники воплотят все свои проекты интеграции в ЕС, они лишат свой народ культуры и потеряют все ранее бытовавшие ценности.

Хантингтон ясно даёт понять, что 7 из 8 основных характеристик западной цивилизации – католическая религия, латинские корни языков, отделение церкви от государства, принцип приоритета права, социальный плюрализм, традиции представительных органов власти, индивидуализм – практически полностью отсутствуют в историческом опыте России. Исключением является античное наследие, да и то оно пришло из Византии. «Российская цивилизация – это продукт самобытных корней Киевской Руси и Москвы, существенного византийского влияния и длительного монгольского правления. Эти факторы и определили общество и культуру, которые мало схожи с теми, что развивались в Западной Европе под влияние совершенно иных сил».

Сопоставление ряда взаимосвязей приводит нас к выводу, что западничество является политической формой кемализма, когда как славянофильство ориентировано было в большей степени на отторжение чуждого, на отрицание вестернизации. Но что же соответствовало бы тогда реальному реформизму, который активно пользуется западной модернизацией, при этом отгоняя прочь процессы вестернизации? Есть мнение, что такую позицию занял коммунистический интернационал, который продолжая славянофильскую традицию оппозиционной линии западничеству, решил не только отвергнуть Запад, но и перепрыгнуть его. Славянофилы говорили: «Мы другие, поэтому не станем как вы». Интернационалисты развили эту идею дальше и сказали: «Мы другие и скоро вы станете как мы». Это примерно та же либеральная американская позиция, но с точки зрения её ярых противников. Что в США либеральный универсализм, то для других чистой воды империализм.

Жители других цивилизаций постоянно указывают на несоответствие декларируемых принципов и реальной практикой. На практике во внешней политики любые действия США переходят в двойные стандарты. В то время как рост экономики крупнейших государств Азии даёт возможность сопротивления насаждаемым принципам. Всё чаще многие религиозные представители говорят о том, что на Западе вообще больше нет религии, и миром правит маскарад атеизма, который порождает аморальность, наиболее худшее из всех зол. И если во времена Холодной войны Запад навешивал на СССР ярлыки безбожия, то в современном мире сам стал олицетворениям безбожия по мнению тех же мусульман. Нередко даже публицисты-мусульмане либерального толка называют западный индивидуализм источником всех бед. Стала известной цитата египетского чиновника, который в интервью утверждал: «[американцы] заявились сюда и хотят, чтобы мы стали как они. А сами ничего не понимают в наших моральных ценностях и культуре».

Так конфуцианская нация делает акцент на ценности власти, иерархию, подчинение частных интересов общим, нежелание конфронтации, что расходится с фундаментальными принципами американцев. Та же агрессия внутри монолитных цивилизаций воспринимается на ином уровне. Вторжение Ирака в Кувейт осуждается исламским миром, а Садам Хуссейн признаётся «кровавым тираном», но, когда начинается высадка американцев в Ирак и его бомбардировка, для всех мусульманских народов Хуссейн становится сразу «нашим кровавым тираном», и сама агрессия Ирака считается скорее, как «семейные разборки». Но вот американское насилие – наиболее чужеродная и опасная вещь. И сами русские никогда не простят этническую зачистку сербов, будут чувствовать себя виноватыми перед Ливией.

Подводя итоги разбора роли цивилизаций в геополитике, нельзя не упомянуть

основной фактор, составляющий силу государств – экономику. Для цивилизационного подхода не существует статичной наиболее удачной формы экономики. И плановая, и рыночная имеют свои положительные и отрицательные стороны.

Основной кризис советской плановой экономики пришёлся как считается на период правления Брежнева с его "застоем". Историки дают не правильную характеристику застоя, он был, но не в кадрах и не жизни государства. Для начала надо признать, что и плановая экономика и рыночная показали, что могут быть как крайне эффективными в одно и тоже время, так и испытывать жесточайший кризис всей системы.

Эффективность плановой модели в том, что государство, национализируя все отрасли экономики подряд, обретает большой капитал, который получается в виде прибылей с предприятий. Этот капитал государство для достижения коммунизма направляет на постройку новых "заводов и фабрик", и они дают бОльший экономический рывок в том случае, если строятся ещё и по новым технологиям.

Итак, у нас "умный" пример государства, которое догадалось постоянно модернизировать предприятия (к правлению Брежнева на модернизацию старых предприятий мало акцентировали внимание). Со всех заводов получает сверхприбыли и вновь вкладывает их в новое производство. Так СССР и Китай били все рекорды роста ВВП, который в год составлял 10–20%. Но потом в такой системе рано или поздно появляются управленцы, которые теряют цель вкладывать деньги в более продвинутые технологии, начинают их растрачивать, либо копить. В СССР таким правителем стал Хрущёв, он тратил деньги на новые и новые соцблага для общества. В экономику прекращаются инвестиции, темпы её роста замедляются. Она начинает либо расти малыми темпами, либо не развиваться вообще. Потом без модернизации возникают убыточные предприятия, из-за которых ВВП может вообще падать, такое было и при Брежневе. В конце концов плановая экономика становится неэффективной, кризисной и только мешает развитию.

Теперь рассмотрим чистую рыночную капиталистическую модель без вмешательства государства. Многие люди в ней по утвердившейся этике стремятся к прибылям, соответственно создают собственность на средства производства, те же предприятия.

Каждый капиталист стремится к максимальным прибылям, поэтому почти всё, что получает со своего завода, вкладывает на постройку новых предприятий. Таким образом, у нас на выходе получается, что тысячи людей, создавая своё производства, активно его расширяют и модернизируют для всё большей рентабельности, эффективности. Рост ВВП по такой схеме может быть достаточно высоким, экономика развивается, государство и всё общество богатеет. Пролетарии, конечно, медленнее, но и им зарплату повышают, т. к. существует конкуренция среди рабочих, рук не хватает. Однако такие периоды в истории были всегда краткими.

Потом этот процесс замедляется, между капиталистами происходит своя конкуренция и выживают сильнейшие. До этого момента рыночная экономика показала себя во всей красе. Но вот эти сильнейшие становятся монополистами. И они тоже теряют цель постоянно вкладывать свои деньги в новые производства, хочется и богатство себе накопить, и дворец построить (растраты начинаются). Экономика не чувствует вливания новых денег, и снова замедляет свой рост, а потом испытывает жуткий кризис перепроизводства, т. к. конкуренты строили заводы не по планам, нередко производили множество разновидностей одного товара, а общество не успевает его уже потреблять. В итоге прибыли резко уменьшаются, предприятия разоряются, идёт цепная реакция. Это его отрицательная сторона.

На деле, что следовало бы сделать советскому руководству, чтобы не допустить кризиса в своей плановой модели? Китай первым догадался, что в такой сложной системе бюрократия не справляется и откровенно «тормозит процесс». Китайцы постепенно ввели рыночные элементы, а потом и утвердили рыночную модель. Но собственность они продавать свою не стали. Отдали в распоряжение капиталистов малый и средний бизнес. В итоге рынок начал бурно развиваться по уже рассказанной выше схеме. При этом появления монополистов-олигархов не произошло, потому что главным монополистом уже выступало государство.

Когда директора госзаводов в условиях рынка начали терять свои деньги, то государство поставило топ-менеджеров. Появление убыточных предприятий Китай миновало. Новые управленцы думали и действовали как истинные капиталисты, но вся прибыль уже шла государству. Но только та часть её, которая шла из госкомпаний. Когда рынок малого и среднего бизнеса исчерпал свой импульс, государство снова начинает бурное развитие своей промышленности. Тем самым рынок и государство постоянно конкурируют и в бюджет идут максимальные прибыли в виде налогов.