Миссис Ракогусь, казалось, вот — вот зардеет от удовольствия.

— В мудрости вам не откажешь, миссис Ракогусь.

«И как я не замечала, что ей нужна была только похвала, чтобы найти меня приятной?» — раздумывала Софрония, не подозревая в этом выводе признака своего нового образования.

Вера многих особ в чужое благоразумие основывалась исключительно на том, что эти чужие судили их самих благосклонно.

Пожилая леди искренне улыбнулась Софронии.

Софрония ответила улыбкой, которую леди Линетт называла победной, и кивнула ридикюлю, каковой сейчас миссис Ракогусь засовывала в свои бесчисленные юбки.

— Моя милая девочка, я прослежу за всем этим.

Софрония присела в реверансе.

Миссис Ракогусь одобрила исполнение:

— Превосходное обучение.

Софрония повторила реверанс и спешно удалилась из гостиной, помчавшись вверх по лестнице, чтобы переодеться. Что ж, такой предлог не хуже других объяснял недолгое отсутствие на балу.

Она конфисковала еще одно платье сестры, понимая, что невзирая ни на что бал Петунии безнадежно испорчен, и натянула как могла, без помощи горничной, в итоге не сумев справиться с пуговицами на спине, просто прикрыла шалью. Шалфейно — зеленое кружево с отделкой цвета фуксии не очень — то со всем сочеталось, но деться было некуда.

Остаток приема скорее разочаровал. Ни франт, ни Засольщик, ни Поршни не вернулись. Софрония надеялась, что она повернула дела так, что те двое пустились вслед за Поршнями, а Поршни в свою очередь, из привычки подурачиться, устроили им веселенькую погоню. Миссис Ракогусь принесла извинения за приличествующе ранний для благовоспитанной леди отъезд, и никто — даже смотревшая во все глаза Димити — не заметил, что у нее в сумке сидел мехапесик. Петуния танцевала со сменявшими друг друга подходящими юными джентльменами. Пилловер танцевал с Софронией и Димити со всей серьезностью, если не с мастерством, хотя был их на голову ниже. Лимонад признали превосходным в пику пуншу и сырный пирог не обделили вниманием.

Моник де Лужайкуз провела остаток бала в лучшей гостевой спальне и настояла, чтобы чуть свет ей подали карету. Весьма обеспокоенный мистер Тряпочертик, в собственных интересах, одолжил ей свой экипаж, чтобы она успела на утренний поезд до Лондона.

Обнаружив сожженную беседку и поломанные кусты сирени, миссис Тряпочертик решительно объявила, что младшая дочь должна нести за это ответственность, а значит, нуждается в дальнейшей полировке в школе совершенства и совсем не готова вернуться домой. Она заметила, что Софрония стала более любезной и изящной, а также лучше воспитанной юной леди, но при этом явилась вся в сырном пирожке. Очевидно, есть еще над чем поработать школе совершенства, и если они готовы и дальше принимать Софронию, то лично она готова расстаться со своей младшей дочерью.

Софрония притворилась, что расстроена при мысли о дальнейшей ссылке, хотя в душе ликовала. На сей раз она собиралась куда тщательнее: упаковала стек, три железных больших болта и небольшой нож среди перешедших к ней по наследству платьев, навязанных матушкой, и которые, по заверению Димити, «легко переделать». Софрония подумала было захватить шлюпку, но в школе негде было ее держать, хотя, возможно, «угольки» нашли бы ей применение. Тогда они с Димити сдули шары, свернули парус и убедили рабочих приладить гондолу с мачтой в виде украшения на крышу новой беседки. Там шлюпка и окончила свои дни, скрытая ото всех глаз.

Димити и Пилловер остались гостить на все зимние каникулы. Софрония в душе подозревала, что матушка просто не заметила лишних детей среди многочисленной детворы Тряпочертиков. Она была занята подготовкой Петунии к лондонскому сезону. Их скромный сельский бал настолько привлек внимание, что удостоился упоминания в «Морнинг пост». Она с облегчением собрала младшую дочь для отправки назад в заведение, которое, по предположению миссис Тряпочертик, представляло собой респектабельную школу совершенства и, как она надеялась, способное избавить Софронию от явных пороков.

Маловато же она знала.

Софрония возвратилась в Институт совершенства благородных девиц мисс Жеральдин и узнала, что прототип благополучно укрыли в Бансоне и уже пустили в производство, в ее личном деле появилась запись с благодарностью за незаконные, но хорошо проделанные маневры под прикрытием маскарада, а в гостиной тихо сидел Плосконюх с пришпиленной к заду запиской.

«В следующий раз, — гласила записка, — используйте, пожалуйста, более воспитанный метод передачи объекта. цзцыяы Он засыпал золой все мое вечернее платье. Ваша миссис Р.»