— Хочу решить задачу, — я пожал плечами. — Разве вы только что не спросили, кто желает?
— Семён, чего тебе надо? — тяжело вздохнула Людмила Петровна. — Почему ты просто не можешь дать мне спокойно провести урок? Почему тебе обязательно надо всё испортить?
— Да я ничего не хочу портить, просто хочу решить задачу и получить хорошую оценку! — оскорблённый необоснованным наездом, я тоже повысил голос. — Что за дискриминация? Я что, не имею права отвечать на уроках?!
— Имеешь, — зло сжала зубы математичка. — Хорошо, иди к доске. Но учти, если ты опять устроишь какую-нибудь из своих выходок, я тебя за год не аттестую! Меня уже достало с тобой нянькаться! Вылетишь со справкой!
— Договорились, — я поднялся и небрежной походкой направился к доске, под удивлённым взглядом всего класса. — Так, чего там у нас… тригонометрия… Ага, это будет вот так.
Когда я начал писать, одноклассники ещё перешёптывались и смеялись, ожидая моей неудачи, но чем дольше я это делал, тем тише становилось в классе. Дописывал я уже в мёртвой тишине, казалось, все даже дышать перестали. Только мел скрипел по доске, когда я вырисовывал очередную тригонометрическую функцию.
— И вот так! — закончил я, поставив жирную точку. — Выражение упрощено! Готово!
— Чеботарёв! — сурово уставилась на меня Людмила Петровна. — Кто тебе решил задачу?!
— В смысле? — от такого вопроса я завис, не понимая, что от меня хотят. — Как кто? Я сам решил.
— Не беси меня, Чеботарёв! — повысила голос математичка. — Как ты узнал, что я будут спрашивать?
— Так вы сами сказали, какой пример делать, — я недоумённо пожал плечами, а потом до меня дошло. — А, вы хотите сказать, что я заранее знал ответ? Так давайте я другой какой решу, без проблем.
— Что ж, Чеботарёв, — почему-то злости в голосе учительницы только прибавилось. — Как хочешь. Но учти, если не решишь, я пойду к директору и подниму вопрос о твоём исключении из школы! Больше терпеть эти издевательства я не намерена!
— Как хотите, — вернул я её слова. — Какой номер задачи?
— Я сама тебе условия напишу, — Людмила Петровна схватила тряпку, яростно стирая мои каракули, а затем заскрипела мелом по доске, да так, что половина класса принялась морщиться. — Вот! Действуй!
Я принялся разбирать условия задачи. Она была куда сложнее той, что я только что решил, и далеко не всё было в учебнике. Ну, или я вчера это просто не нашёл. Пришлось копаться в старых школьных воспоминаниях, выискивая решение и постепенно что-то начало проясняться, но мне требовалось время. Только вот Людмила Петровна ждать не собиралась.
— Ну, я так и думала, — с довольной улыбкой она села на место и подвинула к себе журнал. — Что ж, Чеботарёв, можешь собирать вещи, я…
И в этот момент я шагнул к доске, начав писать. Класс и математичка замерли, глядя на корявые буквы, появляющиеся из-под мела, но шокировал их не мой почерк, а то, что решение было верным. Даже училка, дёрнувшись было, застыла, с открытым ртом наблюдая, что я пишу. А мне приходилось несладко. Мозги кипели от непривычного напряжения, последний раз задачи по тригонометрии я решал лет эдак тридцать назад. Но, пусть пару раз ошибившись, тут же сам исправив неточности, я закончил задачу и отошёл в сторону, утирая трудовой пот.
— Чеботарёв… Семён, — шок у Людмилы Петровны был так велик, что она, наверно, впервые за последние два года назвала меня по имени. — Но как?!
— Просто я гений, — я скромно опустил глаза и шаркнул ножкой. — Но раньше этого не показывал. Не хотел травмировать хрупкую психику моих одноклассников.
— Понятно, — правда, лицо математички выражало совсем другие эмоции, но она справилась с собой. — Садись, четыре.