– Теперь брюки!
Давид расстегнул ремень, ширинку. Брюки упали на пол, он отшвырнул их ногой. Аурелия подумала, что впервые видит его голые ноги. У него были красивые ноги, ровные, прямые, как у женщины. Животик лишь слегка выдавался вперед, как раз в той мере, чтобы возбудить желание вонзить в него свои ноготки… На нем больше ничего не осталось, кроме хлопчатобумажных белых трусов, в которых мрачно покоился поникший член.
– Смотри-ка, он не встает, – раздался сверху едкий голос Барбело, – это для тебя плохой знак!
Аурелия повернула к ней свое лицо и крикнула:
– Подожди! Вот увидишь!
Она приблизилась к Давиду почти вплотную и крикнула ему в лицо, указывая на диван:
– Туда! На колени!
Он повиновался, но в его взгляде сквозило столько презрения, что у нее кровь застыла в жилах. Если бы только он возжелал ее… А у нее желание вспыхнуло с новой силой. В этот раз ему придется заняться с ней любовью… и тем хуже для зрителей, тем хуже… Она должна возбудить его… У нее получится…
Аурелия опустилась на колени рядом с Давидом и робко дотронулась рукой до его груди. Потом прикоснулась губами к его шелковистой коже и стала жадно его целовать, лизать, нежно покусывать. Он схватил ее за плечи, и она почувствовала на волосах его жаркое дыхание.
– Аурелия… Аурелия, послушай меня! – шептал он.
Злобные крики женщин с балюстрады почти заглушили голос пианиста.
– Ну что, голубки! Вы так и будете ворковать всю ночь?
– Достань его член!
– Соси его!
– Покажи ему, как это делается!
– Кусай его! Он это любит!
Он изо всех сил прижал ее к своей груди.
– Аурелия! Черт возьми! Очнись! Прекрати это безобразие! Уйдем отсюда!
Она чувствовала, как от страха колотится сердце Давида. На мгновенье ее это даже обрадовало. Он полностью в ее власти.
– Держу пари, что тебе не удастся его возбудить!