Петр упразднил Тайную канцелярию – орган политического сыска, внушавший ужас придворным; возвратил многих ссыльных; прекратил преследование старообрядцев и провозгласил равенство всех христианских конфессий; издал указ, квалифицировавший убийство помещиками крестьян как «тиранское мучение» и предусматривавший за это пожизненную ссылку. Пытаясь добиться расположения высшего сословия, он издал «Манифест о вольности дворянства», даровавший дворянам многие привилегии.
Но, увы, народной любви Петр не приобрел. Наоборот, сумел восстановить против себя все сословия, заключив с Фридрихом II мир и вернув ему уже полностью завоеванную Восточную Пруссию, которая четыре года как являлась составной частью Российской империи. Долгая, кровопролитная Семилетняя война была почти выиграна, а теперь новый император отказался от всех завоеваний. Мало того, он хвалился тем, что играл роль вражеского шпиона! Этого было достаточно для того, чтобы Петра возненавидели все.
Петр, казалось, не только не боялся этого, а делал все нарочно, чтобы усугубить к себе неприязнь. Это проявлялось даже в таких незначительных мелочах, как придворный поклон. По традиции государю полагалось кланяться в пояс, Петр же заменил это книксеном, причем требовал приседания даже от старух. Дашкова рассказывает, что ее родственница Бутурлина однажды чуть не хлопнулась на пол в церкви, пытаясь присесть перед Императором. Ее выручили, поддержав, добрые люди.
Петр любил ездить на ужин в гости – великая честь для подданных. Но при этом он совсем не интересовался, могут ли его в данный момент подобающим образом принять. Так он явился к тяжелобольному Воронцову и провел у него весь вечер, требуя, чтобы его занимали и развлекали, хотя хозяин дома был так плох, что даже не вставал с постели.
«Являться каждое утро на парады в качестве капрал-майора, хорошо есть, пить бургундское, проводить вечера между шутами и известными женщинами, исполнять всякое приказание прусского короля – вот что было счастьем и славой Петра III, и он процарствовал семь месяцев», – писала о нем Дашкова, и это мнение разделяли многие. «По мере того, как Екатерина возбуждала к себе сочувствие и любовь, император, по закону обратного действия, глубже и глубже падал в народном мнении», – сообщает нам Дашкова. Эта совсем еще молодая женщина считала себя центром заговора, призванного свергнуть с престола Петра Федоровича и возвести на трон Екатерину. «Я не щадила никаких усилий, чтобы одушевить, вдохновить и укрепить мнения, благоприятные осуществлению задуманной реформы». Ее же слова: «Как скоро определилась и окрепла моя идея о средствах хорошо организованного заговора, я начала думать о результате, присоединяя к моему плану некоторых из тех лиц, которые своим влиянием и авторитетом могли дать вес нашему делу». Такими людьми были Кирилл Разумовский, граф Панин, Репнин и некоторые офицеры Измайловского полка. Дашкова рассказала, как беседовала с ними, постепенно склоняя их присоединиться к заговору. Рассказ ее кажется убедительным, если не принимать во внимание, что ей в ту пору едва исполнилось восемнадцать лет. Вряд ли слова столь юного создания могли убедить людей солидных и влиятельных, если бы они уже сами не склонились на сторону Екатерины.
Впоследствии Дашкова писала: «Когда я размышляю о событиях этого дня, о славной реформе, совершенной без плана, без достаточных средств, людьми различных и даже противоположных убеждений, подобно их характерам, а многие из них едва знали друг друга, не имели между собой ничего общего, за исключением одного желания, увенчанного случайным, но более полным успехом, чем можно было ожидать от самого строгого и глубоко обдуманного плана. Когда я размышляю о всем этом, нельзя не признать воли Провидения, руководившего нашими шаткими и слабыми стремлениями». Эти фразы говорят о том, что на самом деле ее, слишком молодую и пылкую, в суть дела не посвящали. Она и понятия не имела, какие суммы Екатерина потратила, чтобы привлечь на свою сторону нужных людей.
Сколь огромная была наивность юной княгини Дашковой становится ясно, если сравнить ее излияния с жестокими строчками из письма Екатерины Понятовскому: «Княгиня Дашкова, младшая сестра Елисаветы Воронцовой, хотя и приписывает себе всю честь (удачи заговора) на том основании, что водила знакомство кое с кем из главных (действующих лиц), на самом деле все время держалась в подозрении отчасти из-за своего родства (с фавориткою и отцом-канцлером), отчасти же и из-за 19-летнего своего возраста, который никому доверия внушить не мог. Хотя Дашкова и уверяет будто все переговоры со мною велись через нее, в действительности все (участники заговора) целых шесть месяцев сносились со мною раньше, чем она сведала хотя бы их имена. Княгиня с большою суетностью соединяет сумбурный ум и ненавистна всем главным заговорщикам; иные, разве только по легкомыслию, знакомили ее с тем, что знали сами, но осведомлены-то они были о сущих пустяках. Впрочем, Иван Иванович Шувалов, этот презреннейший и трусливейший из людей, как сказывают, описал Вольтеру, что 19-тилетняя барынька сумела низвергнуть все правительство империи. Пожалуйста, разубедите вы в этом великого писателя: от княгини Дашковой приходилось скрывать все пути, какими заговорщики со мною сносились; в течение пяти месяцев она ни о чем ровно не знала, а последние четыре недели ей сообщалось так мало, как только было возможно».
В том, чтобы свергнуть Петра Федоровича, заговорщики были едины. Существенным оставался вопрос: в каком качестве Екатерина взойдет на престол. Как полноправная государыня или как регентша? Большинство заговорщиков видели ее только в качестве регентши. А вот сама Екатерина была совсем иного мнения! «Или умру, или буду царствовать», – писала она своим друзьям.
Скандал!
30 апреля, во время торжественного обеда по случаю заключения мира с Пруссией случился скандал. Петр объявил тост за членов императорской фамилии. Екатерина выпила сидя, считая, что императорская фамилия – это ее муж, ее дети и она сама. Но оказалось, что император имел в виду совсем иных людей.
«А мои дяди – принцы Гольштейн-Готторпские!?» – раздраженно крикнул он, и послал Голицына передать супруге, что она дура. Но потом, решив, что князь может смягчить его выражение, сам крикнул через весь стол: «
Ну, а когда Петр Федорович пожаловал свою любовницу Елизавету Романовну Воронцову орденом святой Екатерины, которым могли быть награждены только принцессы королевской крови, всем стало ясно: низвержение императрицы – решенный вопрос.
В связи с этим по Петербургу ходили самые невероятные слухи. Рассказывали, что развод императора станет только началом, а потом он собирается развести всех придворных дам с их мужьями и перевенчать с другими по своему выбору.
«Петр III потерял последний скудный ум, каким обладал. Он во всем старался прошибить лбом стену, собирался уничтожить гвардию и для этого посылал ее в кампанию; заменить гвардию он рассчитывал своими голштинскими войсками, которые и должны были остаться в столице. Хотел он и веру переменить, а на Елисавете Воронцовой жениться, меня же запереть в монастырь», – писала впоследствии императрица.
Развод по-русски
Екатерине было приказано жить в Петергофе и ждать там мужа. Его приезд не означал бы для нее ничего хорошего. То, что Екатерина со дня на день будет разведена, пострижена в монастырь или сослана, понимали все. И вот тут окупились все сделанные ею подарки, вся та лесть, что она расточала годами, ее притворство, ее умение нравиться! Екатерину любили, а ее супруга терпеть не могли. Своим приятным нравом, скромностью, доброжелательностью и демонстративной набожностью она сумела завоевать симпатии даже простых людей. Рассказывают, что однажды Екатерина шла по плохо освещенной галерее, но несмотря на сумрак караульный отдал ей честь ружьем. Она удивилась и спросила, как он ее узнал в темноте. Ответ был высшей степени учтив: «Кто тебя не узнает, матушка наша? Ты освещаешь все места, которыми проходишь».
Великой княгине сочувствовало множество лиц, большею частью лично обиженных Петром. Таков был граф Никита Панин, дипломат и воспитатель наследника Павла. Делу помогал малороссийский гетман и президент Академии наук граф Кирилл Разумовский. Гвардейская молодежь, руководимая братьями Орловыми (Григорием, Алексеем и менее известным Федором), целиком была на стороне Екатерины. Ну, а совершать перевороты гвардейцы умели!
«Судьбы заговора сосредоточивались в руках трех братьев Орловых, – признавала Екатерина, – …старший из Орловых всюду за мною следовал и совершал тысячи сумасбродств. Его страсть ко мне ни для кого не была тайною; впрочем, все им было сделано для того, чтобы придать огласку своему увлечению. Орловы – люди чрезвычайно решительные и пользуются большой любовью среди солдатства, так как сами служили в гвардии. Я этим людям обязана чрезвычайно многим: весь Петербург тому свидетель»[10].
Заговор для возведения Екатерины на престол подготавливался все время царствования Петра III. Накануне переворота Екатерина считала на своей стороне до 40 офицеров и до 10 тысяч солдат гвардии. «Среди их за целых три недели не нашлось изменника», – восхищалась она.
Однако слухи все же просачивались и для большинства петербуржцев переворот не был нечаянным, его все ждали. Люди на улицах Петербурга открыто ругали государя и ждали перемен. К Петру шли доносы, но тот, веселый и беззаботный, ни на что не обращал внимания.