Отпив из чашки глоток чаю, она протянула ее Джордану.

Джордан смотрел только на поле, видел только его.

— Я должен был готовиться получше, — высказал он вслух свои мысли, — все же тренировок было маловато…

— Ты слишком строг к себе.

— Нет, Слоун, я обязан играть безупречно. Как прима в театре. Она не может оправдывать плохую игру тем, что весь спектакль плох, неудачен. Иначе она перестает быть примой.

— Но ведь у тебя это четвертая игра подряд… — Слоун взяла у Джордана чашку и, к его величайшему изумлению, стала помогать ему стаскивать через голову рубашку. Как только его голова вынырнула, Джордан проворчал:

— Ничего себе! Женщина, как мне тебя понять? Вокруг столько людей, посторонних…

— Расслабься, дорогой, и не бойся: я не коснусь того, что ниже пояса.

— Вот это как раз было бы совсем неплохо, даже забавно.

— Ты мне потом расскажешь об этом, а то и впрямь мы становимся центром внимания.

— Если кому-то не нравится, пусть не смотрит. — И Джордан поцеловал Слоун.

— Когда ты так говоришь, ты ужасно напоминаешь мне маленького проказника.

— Так оно и есть, неужели ты до сих пор не поняла?

— Еще нет.

Джордан не хотел ее отпускать.

— Слоун, послушай, махнем вместе в Аргентину, а? Всего на пару недель — учти, такая возможность выпадает один раз в жизни.

Слоун опечалилась.

— Увы, не могу.

Но прозвучало это как-то неубедительно.

— Не хочешь или не можешь?