Я хмурюсь и мотаю головой.

– Нет, я… Я просто пытаюсь объяснить. Чтобы ты понял, чем я руководствовалась.

– Ты не объяснила, зачем лгала мне.

Мои глаза расширяются.

– Я не…

– Ты говорила, что у тебя астма, черт возьми! – взрывается он, тыкая пальцем мне в лицо. – Я удивлялся – мне было непонятно, откуда у тебя шрам на груди и почему ты никогда не пользовалась ингалятором. Но ты же проклятая Люси Хоуп, я и подумать не мог, что ты мне соврешь.

Я – словно банка газировки, которую хорошо встряхнули. Сейчас кто-то потянет за кольцо, и из меня вырвется гейзер. Чувство вины пронзает мою грудь.

– Я никому не рассказывала. Я не могла, – всхлипываю я. – Я не хотела, чтобы люди скорбели по мне раньше времени. Не хотела все время грустить. Не хотела, чтобы на меня пялились и шептали за спиной.

– Довольно эгоистичные причины.

Эгоистичные?

Разве я была эгоистична?

Мне всегда казалось наоборот. Я пожертвовала любовью, сексом, отношениями – все ради того, чтобы защитить дорогого мне человека.

Я качаю головой, разрываясь между чувством вины и возмущением.

– Ты думаешь, что знаешь, каково мне приходится. Будто это ты умираешь, а не я, – говорю я, повысив голос, чтобы перекричать завывания ветра. – Но ты понятия не имеешь.

Его лицо искажается яростной гримасой. Он встает и делает шаг в мою сторону.

– Я умер в тот день, когда потерял ее, и продолжал умирать снова и снова. – Он яростно скалит зубы. – А потом пришла ты и воскресила меня, только ради того, чтобы закопать снова.

Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. Вместо этого я просто кутаюсь в его куртку. Между нами повисает гнетущая тишина. Кэл первым отводит взгляд и смотрит на парковку, полную безмолвных машин. Я тяжело выдыхаю.

– Когда я была совсем маленькой, как раз перед тем, как мы переехали в соседний с вами дом, я случайно услышала, как воспитательница в детском саду с кем-то меня обсуждала. Она сказала, что я не доживу до окончания школы, – говорю я. Воспоминание обжигает меня. – Это прозвучало так небрежно. Будто моя жизнь – просто повод для сплетен. Мне было всего пять, но меня это так шокировало. Я в слезах умоляла маму с папой никому не рассказывать. Через два месяца мы переехали, и родители сдержали слово. Никто не знал про мой порок сердца – все думали, у меня просто астма.

Кэл снова смотрит на меня, и его взгляд чуть смягчается.

Он сглатывает и делает шаг ко мне.