– А что случится, если он заметит?

– Ты знаешь много фермеров, которые с радостью встречают нарушителей?

– Но он же твой отчим? Не будет же он стрелять в тебя.

– Я бы лучше не проверяла. Он терпел меня только потому, что любил мою мать. Сомневаюсь, что он хоть раз вспоминал меня после того, как я уехала.

Уайатт не сказал больше ни слова. Ямы под захоронение находились на небольшом подъеме, и она остановилась прямо перед вершиной.

– Давай быстро, – сказала она и вышла. Ей сразу пришлось бороться с рвотным рефлексом. Хотя Джим использовал достаточно извести, чтобы ускорить разложение, запах все же был катастрофический, особенно в этом месте. Надя помнила, как иногда, стоило ветру подхватить этот запах и отнести в нужном направлении, он оказывался в доме, как зловонный призрак. Но сегодня ветра не было, и вонь была такой густой, что будто обволакивала кожу. Она поднесла руку к лицу в тщетной попытке закрыть себе нос и рот. Уайатта тоже тошнило, и даже сильнее, чем ее. Респираторы были бы хорошей идеей, но теперь уже поздно.

– Если тебе нужно блевануть, иди в высокую траву вон туда. – Она показала на заросли в десяти футах от них.

Он кивнул и поплелся в этом направлении. Через несколько секунд она услышала тихий звук рвоты и решила осмотреть окрестности, пока он занят.

Она взяла фонарь с пола возле пассажирского сиденья, приглушая его свет низом своей футболки, и начала рассматривать все вокруг. Ров не должен быть слишком далеко: запах слишком сильный. Но последний раз она была здесь пару лет назад, еще задолго до того, как уехала, к тому же по земле расстилался легкий туман, обволакивая ее ноги и еще сильнее ограничивая видимость. Примерно через двадцать шагов она почувствовала, что теряется. Стало слишком темно, и тяжесть их миссии ощущалась сильнее, чем раньше. Она шепотом позвала Уайатта. Казалось, с момента, когда она слышала его в последний раз, прошла минута. Единственным ответом было отдаленное кваканье лягушек и треск сверчка.

Она повернулась и стала изо всех сил вглядываться в даль.

– Уайатт, все в порядке?

Снова ничего. Черт побери, где он? Голос в ее голове, холодный и тонкий, как туман, кружащий у ее лодыжек, заговорил: Ты у него на мушке. Он убил свою жену и так долго дурил тебя, что ты привезла его на место, где он легко похоронит вас обеих. Молодец, Надя. Ну вот, ты теперь сможешь провести кучу времени со своей давно потерянной сестрой.

Нет. Она отказывалась верить в это, хотя в этом был какой-то тошнотворный смысл. Это всего лишь голос ее страха, заставляющий думать о худшем.

– Уайатт!

На этот раз громче. Слишком громко, но в этот раз ей было все равно, потому что в ее сердце стучалась паника, требуя впустить ее.

Следующий ее шаг был в пустоту. Она в ужасе взвизгнула и покатилась с невысокого холма. Когда она затормозила, скользя на животе, перед самым ее носом выросла гниющая туша. Почва была сырой, и сомнений быть не могло – это были разжижающиеся останки.

Ужас в конце концов захлестнул ее, выталкивая из нее жалкие остатки выдержки, как и содержимое желудка: она блеванула вместо того, чтобы закричать. Охваченная дрожью и задыхающаяся почти до потери сознания, она не знала, что делать дальше, и не знала даже, сможет ли встать. Вот оно. Вот где ее найдут. Где Уайатт найдет тебя, поправил злобный голос. И прикончит тебя. Он закопает тебя прямо на этом месте, в этой вонючей грязи.

– Черт, ты в порядке? Что случилось? – Она подняла взгляд и увидела бледное лицо Уайатта, освещенное его собственным фонариком. Искреннее выражение обеспокоенности на его лице заглушило голос в ее голове.

– Ну… кажется, я нашла ров, – сказала она. Пару мгновений они помолчали, а потом оба засмеялись. Юмора и ужаса здесь было поровну – демоны этого безумного дня как будто болезненно выходили из них. Еще это позволило ей встать на ноги, хотя ее все еще неслабо шатало. Он наклонился, чтобы помочь ей, и на мгновение она засомневалась, проверяя свои внутренние ощущения и отпуская прошлые мысли, как воспаленный бред перегруженного сознания. Она взялась за его руку и позволила вытащить себя на ровную поверхность.

Как только она твердо встала на ноги, ее минутная благодарность превратилась в гнев, и она вырвала свою руку из его ладони.