– Нет. – Она остановила мою руку. – Я не об этом говорю. Сегодня, когда ты выпускал те шары, я поняла, что ты был со мной, а тебе нужно было стоять под тем деревом. Возле могилы Лили. Если бы тело Мо было найдено, я бы хотела быть рядом с ней. Но у меня нет такой возможности, а у тебя есть. И дело не только в могиле Лили. Там лежат твои родители, твой дед, вся твоя семья.

– Родел, давай больше не возвращаться к этому. – Я занервничал.

– Ты не слушаешь меня. – Ро сжала мое запястье. – Я сказала, что скучаю по Танзании. Я люблю эти края, – она обвела рукой вокруг нас, – но Танзания… она изменила меня. Я словно открыла что-то, что мне всегда хотелось найти, только я не знала, где и что искать. С тех пор я изменилась. Джек, я бы осталась еще тогда, но не могла решиться без поддержки. Мне нужно было, чтобы ты держал меня за руку, потому что мне было боязно, потому что я не могла сделать это одна. – Она провела пальцем по серебряному шраму на моей руке – напоминанию о стычке с К.К. – Я скучаю по Гоме, Схоластике и Бахати. Я скучаю по терпкому запаху земли. Я скучаю по снежным вершинам гор и по баобабам. Я скучаю по дикому жасмину на террасе. Я скучаю по раздолбанным дорогам и имбирному пиву «Стони Тангавизи». Мне не хватает разочарований, злости, восторгов, удивления, безмятежного покоя.

Я спокойно слушал ее. Я хорошо понимал, что она имела в виду. Танзания была в моей крови, в моих костях, у меня под кожей. Я адски испугался, слушая ее, потому что это открывало передо мной возможности, на которые я даже не смел и надеяться. Передо мной всегда стоял выбор – Родел или ферма. И я уже его сделал. Дом теперь был для меня там, где она, и не важно, что я трескался головой о потолок каждый раз, когда спускался по лестнице. Так я любил Ро.

– Я чуточку привязана к дому, потому что должна выплачивать кредит. – Она бормотала эти слова скорее самой себе, чем мне. – Конечно, я могу продать его. И уйти из школы. Но чем я займусь на ферме? Мне придется искать работу, а там на много миль вокруг не найти ничего путного. Но опять же, что ты будешь делать здесь? Я знаю тебя. Ты долго не просидишь, сложа руки и ничего не делая.

– Я могу выращивать лаванду, – перебил я ее поток размышлений. – Мы можем создать тут лавандовую ферму. Я знаю землю, знаю небо. Скажу тебе по секрету, я могу вырастить все, что угодно. У нас будут детишки с круглыми, румяными щечками. Резиновые уточки будут валяться повсюду. Ты продолжишь работать в школе. Или нет. Это уж как ты захочешь.

– Детишки, – улыбнулась она. – У нас с тобой. – Она поглядела куда-то вдаль, словно уже представляла их маленькие мордашки. – Джек, нарисуй мне другую картину. – Она закрыла глаза и откинулась назад. – Но на этот раз про Танзанию.

– Я могу сохранить ферму. Ты сохранишь этот дом. Это будет наше маленькое любовное гнездышко. Ты будешь собирать кофе и ладить с ворчливой старой леди. Твой босс будет требовать от тебя всяческие непотребные вещи. Дни будут тянуться долго. Жалованье будешь получать арахисом – ровно столько, чтобы платить за свой дом. Мы будем навещать Схоластику. Бахати будет сидеть на заднем сиденье вместе с Гомой, слева от нее. Она почти оглохла на левое ухо, так что это будет нормально. У нас будут детишки с круглыми, румяными щечками. Резиновые уточки будут валяться повсюду. Ты сможешь учить наших детей дома; может, еще и других детей. Сейчас им очень далеко ездить в школу. Ты сможешь учить их, как думать, а не что думать, и когда они вырастут, они будут лучше нас. Но решать тебе. Как ты захочешь.

Желтая уточка прыгала, Родел молчала, закрыв глаза. Кончик ее соска выглядывал на меня сквозь мыльные пузыри. Мокрые пряди волос скрылись под водой. Губы слегка изогнулись. О чем бы она сейчас ни думала, это было что-то хорошее.

– Да, – сказала она, когда наконец открыла глаза. – Я очень этого хочу.

– Чего именно?

– Всего. Я хочу быть с тобой. Здесь. Там. Вообще-то это неважно. – Она села на край ванны, и я почувствовал на губах ее дыхание. – Но прямо сейчас, когда я открыла глаза, со мной осталась вот какая картинка – зеленые качели на террасе прекрасного белого дома. Вот что тронуло мое сердце. Вот чего я хочу. Давай поедем в Танзанию, Джек. Давай попробуем наладить там нашу семейную жизнь.

В ее голосе звучал искренний восторг, и у меня не осталось сомнений, что она хотела этого не для меня, а для себя. В конце концов, у нее тоже обнаружилась тяга к приключениям, исследованиям – как у всех остальных в ее семье. Она была готова совершить вместе со мной этот прыжок. Мое сердце наполнилось огромной радостью.

Я впился в ее мокрые губы, и меня захлестнуло желание слиться с ней, вобрать ее в себя всеми порами своего тела. Я сбросил с себя одежду и полез в ванну, сначала одной ногой, потом другой. Родел взвизгнула. Резиновая уточка крякнула – я наступил на нее. Вода выплеснулась на пол.

Нам было скользко и неудобно, и вообще – чистое безумие, но мы смеялись, потому что опьянели от любви и от осознания бесконечных возможностей.

– Да, черт побери, – прорычал я, покусывая нежную, сливочную кожу Родел. – Давай поедем в Танзанию. Но я надеюсь, что ты помнишь мои слова. Если ты когда-нибудь снова поставишь ногу на землю Танзании, то я заберу тебя себе. Ты моя, Родел Харрис Эмерсон. Ты вся моя.