— Жду, когда подействует «Золофт».

— Понятно. Давай-ка позавтракаем? Проведем вместе время, как ментально дезорганизованный отец и ментально дезорганизованный сын.

Папа вдруг попытался выдавить из себя улыбку, получилось не слишком убедительно, но лицо его несколько оживилось.

— Макс, ты отличный сын.

— Мы оба знаем, что это неправда, но лесть я люблю.

Папа уставился туда, где минуту назад стояла тарелка.

— Жаль, — сказал он. — Яичница была ничего так.

— Как твоя жизнь.

Я распахнул дверь полки над холодильником, открывая всем присутствующим вид на цветные коробки с кукурузными хлопьями, с которых смотрели мультяшные звери с шальными глазами.

— Ваниль, мед, банан, шоколад, клубника, малина, арахисовое масло, фруктовый микс?

— Фруктовый микс, — сказал Леви, он смотрел в окно, следил взглядом за покачивающимися от ветра цепочными качелями во дворе.

— Мед, — сказал папа и расплакался.

— Я люблю тебя, папа.

— Нет, Макс, — он махнул рукой. — Это прогресс. Это большой прогресс.

Теперь уже я предпочел погрузиться в нехитрый процесс соития хлопьев с молоком. Надо признаться, я тоже ждал, когда на папу подействует «Золофт». Мама говорила, что теперь, со мной и папой, знает о психическим заболеваниях больше, чем ей хотелось бы. Я отвечал ей, что знаю о хайлайтерах больше, чем мне хотелось бы, может быть, даже намного больше. Мама красила кинозвезд и светских львиц, разъезжала по Новому Мировому Порядку и обещала мне, что жизнь — не такая уж безысходная штука. А главным событием в папиной жизни было открытие нового магазина, куда его, возможно, наймут кассиром. Тригонометрия и семейные отношения были для меня примерно одинаковой загадкой.

— Тебе помочь? — папа утер слезы и встал, но я сказал:

— Сиди, пап. Меня еще не лишили дееспособности. А вот тебя лишат, если будешь по восемь часов в день тусоваться на кухне. Надо бы тебе поесть, а потом поспать. Дальше, может быть, «Золофт» решит часть твоих проблем.

Я поставил перед папой тарелку с золотистыми хлопьями, вручил ложку лично ему в руки и сказал:

— Пока ты все не съешь, я не смогу пойти получать образование с чистой совестью.

Леви сел от папы как можно дальше, как будто на него даже дышать было нельзя. На Леви, впрочем, по крайней мере по мнению Леви, тоже. Я передал ему тарелку с радужными звездочками, оставляющими красочные разводы в молоке, а потом обеспечил себя шоколадными хлопьями, и мы все некоторое время сидели с ложками в руках. Мы с Леви не могли поговорить при папе, изредка роняющем слезы в тарелку, хотя нам столько нужно было друг другу рассказать, и это копилось внутри, как напряжение, крохотные искорки электричества. Папа не мог смириться с тем, что жизнь, как ночь, темна и полна ужасов. У всех на этой планете свои проблемы, и Новый Мировой Порядок предлагает нам уважать образ жизни каждого человека. Что, конечно, не совсем согласовывается с войнами, которые Новый Мировой Порядок ведет, с помощью беспилотников и экономических блокад, против самых беззащитных слоев населения.