— Будешь дергаться, шуметь — львица может на тебя наброситься. Она очень нервная и возбудимая!
Едва ли подобное определение подходило Сильве — вот уж кто сейчас нервничал меньше всего; расположившись на ковре в вальяжной позе, она, казалось, благодушно улыбалась — не иначе как вновь переживала в памяти недавние мгновения счастья: гонораром за сегодняшнее «представление» стала целая тарелка бекона! Но преступнику об этом знать было ни к чему.
— Так что я сейчас заклею тебе рот и закрою шкаф — для твоей же безопасности, — внушительно продолжила Клодин. — И сиди тихо. Если ты будешь ее нервировать — я ни за что не ручаюсь!
Сильва добавила ее монологу выразительности, очень вовремя зевнув с подвывом и лязгнув челюстями.
— А где, — медленно начал Кафир — похоже, язык после снотворного все еще плохо его слушался, — где вторая… — И вдруг словно осекся. — Это что — тоже ты была?!
— С черными волосами? — наконец-то поняла она. — Да, я. — Взяв его собственный короткий нож, отрезала кусок липкой ленты; подошла, Нагнулась и ловким движением прилепила ленту ему на лицо, плотно заклеив рот.
Выпрямилась, потом, чуть подумав, снова взяла нож и присела на корточки. Увидев близко лезвие, Кафир отчаянно замычал, замотал головой и попытался отодвинуться.
Он что, идиот, что ли? Решил, что она ему глаза собирается выколоть или что-то в этом роде?
— Не дергайся! — сердито бросила Клодин. — Я хочу в пленке дырочку сделать, чтобы тебе дышать легче было. Сиди спокойно! — Аккуратно, кончиком ножа, сделала в пленке напротив рта два крохотных разрезика. — Вот так.
Встала и закрыла дверцу шкафа.
Вот и все. Теперь он никуда не денется.
Действительно — вот и все. Кроме одного простенького вопроса: что с ним делать?
Конечно, логичнее всего сейчас было бы вызвать полицию. Все так… если бы не Сильва. Полицейские обыщут дом, найдут ее и львят — что тогда? Не говоря уж о том, что, увидев львицу, они сгоряча могут начать стрелять!
Сама не зная зачем, Клодин вышла в соседнюю комнату. Львята спали на матрасе, мальчик — раскинувшись и вытянув в разные стороны лапы, как надувная игрушка, девочка — свернувшись толстеньким клубочком.
Нет. Нет, нельзя никакую полицию… Остается только один вариант: англичане. Пусть забирают его — тихо, безо всякой полиции и без огласки.
Но сейчас, раз у нее есть то, что им нужно — точнее, тот, кто им нужен — она может диктовать свои условия…
— Привет!
— Клодин? Что случилось?!
— Ничего особенного. — Ей вдруг пришло в голову, что уже вечер и Томми может быть не один. От этой мысли стало почему-то неприятно.
— У тебя все в порядке?