Отец расхаживает по хижине, а мать, присев у корзин с нашими снадобьями, извлекает маленький запечатанный сосуд. Она отскребает с горлышка воск — и отвратительный запах белены отравляет воздух. Мать смотрит на меня, замечает, что я наблюдаю за ней, и прикладывает к губам палец.

Я знаю белену — ее стручки, похожие на кувшинчики, крохотные семена цвета пшеницы. Когда я была маленькой, мать показала мне растение, лежащее у нее в горсти. «Отвара из его листьев достаточно, чтобы человек захворал, — объяснила она. — Самая сила в семенах. Дюжина семян — и дух возносится в Другой мир. Больше дюжины — и этот дух никогда не вернется».

Наклонив сосуд, матушка отсыпает несколько дюжин семян в ступку, растирает пестиком. Похолодев, я смотрю, как она стряхивает размолотые семена в серебряный кубок, наполняет его медовухой и возвращается к низкому столику, за которым Лис обычно сидит у огня. И все это время она спокойна, как плывущая в небе луна.

Лис возвращается с Охотником, и выражение лица сородича мне не нравится. Вздернутый подбородок, напряженные щеки — он словно с трудом сдерживает довольную ухмылку. Лис приказывает мужчинам усесться у очага. Отец опускается на почетное место по левую руку от Лиса, и друид сотрясается от утробного хохота, лживого, что вода в ладонях.

— Сюда! — ревет он, указывая на место справа от себя.

Усевшись, Лис кладет руку на поддон кубка, словно в любую минуту его пальцы могут скользнуть по стояну, поднять его и опрокинуть содержимое в рот. Я покусываю губу, гляжу на матушку — глаза у нее расширены, хотя она стоит на коленях под крестом Матери-Земли.

Лис откашливается.

— Охотник выдвинул серьезное обвинение против Кузнеца — обвинение в измене, — говорит он. — Сегодня вечером он выскажет это обвинение открыто и в присутствии четырех свидетелей. — Он подзывает нас: — Набожа, Хромуша, подойдите.

Когда мы неохотно приближаемся и садимся у очага, большой и указательный пальцы друида снова скользят по стояну кубка — вверх-вниз, вверх-вниз. «Выпей же мед!» — кричу я про себя.

Лис указывает на Охотника и велит:

— Говори.

Тот низко кланяется, словно уступает чужой силе, словно не по своей воле выдает нас:

— Я видел колышки для палаток на рынке в Городище. Точно такие же, как у Кузнеца: странные колышки с широкой верхушкой, закругленной в глазок. Я поспрашивал, и меня заверили, что колышки римские.

— Колышки превосходные, — говорит отец. — Они уже прижились в племенах.

— Он водит дела с человеком по имени Везун. — Глаза Охотника перебегают с отца на Лиса. — А все знают, что этот человек поставляет товар для римской армии.

Отец отрицательно качает головой.

Охотник еще выше задирает подбородок:

— Тогда почему этот самый торговец сегодня приезжал на Черное озеро?

Складки на лице друида становятся глубже, но тут матушка выпаливает:

— Надёжа!