ГЛАВА 28

НАБОЖА

Среди ночи деревню разбудил грохот копыт. Метнувшись к дверям, люди увидели друида, в белом одеянии, скрытым под черным плащом с капюшоном. К губам встревоженно взлетели персты — неважно, что за друидом посылал Молодой Кузнец. Последний из них, приезжавший сюда, повалил на жертвенный стол Жаворонка, а тот, что был перед ним, послал семью Кузнеца на погибель от римской стали.

Поздним утром мать Молодого Кузнеца явилась за Набожей. Хотя поляна была испещрена лужами, мать шла на шаг-другой впереди Набожи, ни разу не отклонившись от прямой линии, ведущей к хижине Кузнецов. Набожа пошатывалась, обходя лужи и уклоняясь от брызг, летевших из-под ног женщины.

Переступив порог хижины Кузнецов, Набожа принялась отскребать палочкой грязь, облепившую мокрые башмаки. Сможет ли она предстать перед друидом и не сомлеть от страха? Как ей пережить те минуты, в течение которых он будет оценивать ее, не говоря уже о предстоящем суждении? Если ей будет сказано, что Мать-Земля отступилась от нее, навсегда лишила благословения, если ей придется прожить свои дни без защиты ремесленника… Что ж, это она стерпит. Но никогда не баюкать на груди младенца, никогда не держать за ручку едва научившееся ходить дитя, не обучать ребенка отличать болиголов от кипрея? Она утешалась мыслью о том, что ей безразлично, остаться ли с матерью или перенести в хижину Кузнеца свой кожаный плащ, нарядное клетчатое платье, сшитое из подарка Карги, и грубое шерстяное одяние, которое она носила в полях. Римляне отобрали у нее счастье, оно осталось где-то в далеких странах, закованное в цепи, и никогда не вернется.

— Подойди ближе, девица, — велел друид.

Она подошла к нему, сидевшему на низкой скамье, застеленной толстой овечьей шкурой. Столик перед ним был уставлен блюдами с хлебом, орехами и сыром; на другом столе высилась гора мяса, миски с чечевицей, похлебкой и зеленью. Когда друид поднял серебряный кубок, украшенный по кромке изображением скачущего оленя, Набожа вспомнила угрозы, о которых рассказывал Старец.

Друид неторопливо ел; Набожа стояла, смиренно сложив руки под плащом. Когда она отваживалась поднять взгляд, друид сразу косился на нее, и она отводила глаза. Старец научил ее, как разгадывать характер: если морщины на лбу глубже тех, что лучиками расходятся от глаз, то человек чаще сердится, нежели смеется. Украдкой разглядывая друида, она заметила редкую бороду, скорее серую, чем белую, запавшие щеки, глаза, теряющиеся в складках век, гладкий лоб.

— Ты дрожишь, — сказал друид.

— Да.

Однако он не предложил ей погреться у очага. Набожа не осмелилась оглянуться, когда остальные девять человек из клана Кузнецов собрались у нее за спиной. Она лишь стискивала руки, слыша дыхание, шорох тростника под ногами, шмыганье, хныканье младенцев, угрозу отправить на лежак расшалившихся детишек Она думала о Молодом Кузнеце — таком широкоплечем теперь, таком даровитом. Вспоминала песчаник и ореол света. Вспоминала о том, как он стоял возле нее на коленях в старой шахте, обводя пальцем круг с тремя вырезанными в стене фигурками. — Набожа — имя нешуточное. — Друид слегка наклонился к ней. — Ты его заслужила?

— Я не без упрека.

Он снова выпрямился на лавке, сложил руки на груди и распорядился убрать со стола. Когда его приказ был исполнен, он подозвал Набожу еще ближе.

— Вопрос о твоем бесчадии, — объявил он, скользнув взглядом по впадине между ее бедер. — Мне сказали, что ты вступила в союз восемь месяцев назад, но до сих пор лишена благословения.