Глава 18

— Устраивайся поудобнее, юный друг.

Я сделал, как он велел. Комната была намного уютнее и больше моей вчерашней спальни. Высокая кровать и пара мягких кресел с яркими чехлами, стол, стул и небольшой табурет, скамейка для обуви — все было расставлено красиво и выглядело очень хорошо. На столе была коробка со свечами, которые можно было зажечь от факела в коридоре. Большое окно с тонкими занавесками позволяло солнцу полностью освещать комнату нормальным светом, в отличие от коморок внизу. Было уже около восьми вечера, но снаружи еще достаточно светло, чтобы не использовать дополнительное освещение. Тагон все еще сидел в кресле в углу, так и не сменив положение. Я пододвинул второе кресло поближе к нему и приготовился слушать нечто интересное.

— Я уже говорил, что наш город был отправлен глубоко под землю. И мне довелось пережить это событие вместе с остальными удачливыми горожанами. Скорость, с которой город начал погружаться под землю, была так велика, что уже через несколько минут мы оказались больше чем в двух километрах под землей и продолжали стремительно погружаться. Выбраться с такой глубины было уже невозможно, так что нужно было быстро придумывать, как себя спасать и удалось это совсем не многим. Как оказалось позже, когда руины замедлили погружение и почти перестали двигаться, город был расколот на несколько частей, которые довольно далеко расползлись друг от друга в процессе погружения. Выжить удалось только тем из нас, кто все еще оставался в сознании и у кого было достаточно сил, чтобы сопротивляться огромному давлению, которое оказывала толща земной тверди. Кто-то создавал и поддерживал вокруг себя защитное силовое поле, кто изменял структуру окружающей мантии, делая для себя нечто подобное кокону. Я тогда занимался зельями и всегда носил часть с собой. Зелья наделили меня способностью очень быстро восстанавливать фиру, в результате чего я соорудил для себя довольно просторный зал, в котором стабилизировал давление и наладил производство из каменных пород, воздуха и воды, которая тогда мне казалась довольно чистой. Так я на некоторое время отсрочил свою смерть и мне еще было не известно, что стало с остальными. Я считал себя единственным выжившим.

Первые несколько дней я был полностью поглощен наблюдением за сохранностью своего места обитания, экономил силы как мог и даже не пытался воспользоваться хин, ведь в этом состоянии все очень беспомощны. Лишь на миг я переходил в него, чтобы оценить толщину и крепость внешней оболочки моего жилого пространства. Когда я убедился в своей безопасности и автономности, то начал потихоньку исследовать массы пород вокруг себя и поднялся на поверхность. Оказалось, что я погрузился на глубину в тысяча восемьсот с лишним километров и продолжал медленно тонуть. То есть я оказался в мантии планеты, включающей в себя почти все элементы, которые мы знаем, да еще в расплавленном виде. Это означало, что при должной осторожности я смогу протянуть здесь довольно долго, получая необходимые элементы из мягкого тела Тертуса. Но, учитывая глубину, на которой я находился, выбраться было почти невозможно. Я исследовал след, который осколки города оставили в коре и мантии и понял, что Грогар потратил на погребение города столько сил, сколько принесло бы с собой падение крупного метеорита. Не удивительно, что мы погружались так быстро. Еще я понял, что Грогар опутал весь город некой энергетической оболочкой, которая не давала ему рассыпаться в первые минуты погружения, что позволило нам выжить, иначе мы все были бы раздавлены и сожжены, а жарко было так, что можно медь плавить. Через несколько десятков минут кокон рассеялся и город тут же рассыпался и был раздавлен, но все равно продолжал погружаться — так велика была сила Грогара в броне.

На поверхности все тоже выглядело так, будто упал метеорит. Похоже, такое количество энергии вызвало мощный взрыв. Взрывная волна уничтожила окрестности на сотни километров. Она была такая горячая, что все вокруг стало выжженной и гладкой пустыней. Многие считают, что Грогар погиб вместе с городом во время взрыва, но к этому мы вернемся чуть позже. А пока я понял, что выбраться быстро не получится. Тогда пришлось исследовать соседние области мантии в поисках остатков руин и, возможно, сохранившихся энергетических камней или камней телепортации — вдруг это меня спасет. Но ничего подобного я не нашел. Зато на расстоянии от ста до трехсот метров от меня нашлось несколько групп выживших. Добраться до них сразу не получилось, потому что тоннель длиной хотя бы пять метров очень энергозатратен и небезопасен. Мы не могли общаться, но поняли, что знаем друг о друге по надписям и рисункам на стенах наших убежищ. Тогда мы начали очень медленно и осторожно продвигаться навстречу друг другу. О большом и просторном зале, который у меня был, пришлось забыть. Зелья кончились, диета из химических элементов организму на пользу совсем не шла, сил было очень мало. Их хватало только на небольшую ямку около полутора метров в диаметре, с очень толстой оболочкой, способной глушить высочайшую температуру и сдерживать давление мантии, а также давать немного воздуха и воды. Именно тогда мы впервые использовали безглифтовую письменность, в которой литеры обозначали звуки речи, а не огромный пласт информации. Оказалось, что глифты в хин читать очень трудно. Так продолжалось довольно долго, и первые из нас смогли объединиться только через пять лет. Затем, работая сообща, группы выживших смогли двигаться быстрее, выживать стало легче. Через пятьдесят лет мы все объединились, а сеть полостей и тоннелей была названа Смаргом — нашим черным домом на многие годы. То была обширная сеть из тоннелей и зал, комнат и помещений. Лишь через годы мы поняли, что все это время подвергались сильному энергетическому облучению, ведь на глубине очень высокий радиационный фон. Конечно, я придумал снадобье, которое хорошо защищало от радиации и выводило ее из организма, но не на все сто процентов.

Еще хуже было с водой. Ее очень много в толще коры и мантии, но она грязная и радиоактивная. Многие болели, было очень тяжело, но мы справлялись. До того момента от радиации никто не умер, хотя кожа людей начала меняться, цвет глаз, волосы… Красота покидала нас.

Область мантии, в которую мы погрузились, оказалась достаточно стабильна, чтобы не причинять нам слишком больших проблем. Там было умеренное движение масс и их перемешивания не сильно сказывались на нашем доме. Но все равно было очень страшно. Мы разработали систему дежурств и все вместе постоянно работали, обеспечивая себя питательным гелем из мантии, питьевой водой, следили за сохранностью тоннелей. Нас было шестьдесят пять человек. Казалось, что у нас теперь достаточно сил, чтобы провести тоннель на поверхность, но возникли непредвиденные обстоятельства. Оболочки наших зал и ходов были очень прочны и защищали от воздействий огромной силы, но бушующие недра Тертуса непредсказуемы. Произошел всплеск активности ядра, мощные потоки вещества мантии спровоцировали сильные колебания в глубоких слоях и часть из ни достигла Смарга. В результате одна из веток наших тоннелей откололась. В том зале было пять человек. Они все погибли, а в проход хлынул поток раскаленной мантии. Ветка потеряла прочность без поддерживавших ее людей, силовая защита не давала сооружениям разрушиться в один миг, но этого было не достаточно, тоннель быстро комкался и схлопывался. Данная линия вела в самый центр, и весь город оказался под угрозой. Никогда не забуду этот ужас. Весь город затрясся. Мы создавали искусственное освещение с помощью заряженных кристаллов кварца. Они размещались в стенах и иногда дежурные их подзаряжали. Все камни упали на дно тоннелей и многие разбились, отчего в некоторых залах возникла полная темнота. Все растерялись и очень испугались — мы думали, что это конец. Самый сильный из нас — Антос, опомнился первым и поспешил в рушащийся тоннель. Он создал силовой барьер, который замедлил продвижение разрушения. Вскоре подоспели другие, и вместе мы смогли залатать брешь, но все получили очень большую дозу радиации. Через несколько месяцев от лучевой болезни умер Борольд, мой друг… В поисках спасения от лучевой болезни мы преуспели, но все равно высокие дозы радиации, отсутствие нормальной пищи, воды и света сказались на наших телах. После трагедии мы окончательно потеряли человеческий облик.

С тех пор нам пришлось быть еще осторожнее. Кроме постоянной слежки за сохранностью ходов и зал, мы всячески пытались предсказывать активность окружающей мантии. Жрицы изобрели новый питательный гель, который готовили прямо из стен пищевых шахт — полукруглых, пористых углублений, с превосходными условиями для размножения местных бактерий. Ох, уж этот мерзкий гель! Хотя я иногда даже скучаю по нему… Это конгломерат из нужных организму неорганических соединений с водой и кашей из бактерий. Наши женщины нашли множество цист бактерий в мантии. Уж не знаю, откуда они там взялись, но жрицы смогли пробудить их и разводить как «микроскот». Пускай это стоило довольно много фиры, но зато в их руках и при наличии воды, бактерии плодились и росли молниеносно, прямо на глазах наполняя собой нашу посуду. В общем, эта жижа поддерживала нас и не давала органам пищеварения атрофироваться.

Мы старались исследовать окружающее пространство, даже пытались следить за поверхностью. Но и без того жесткая борьба за выживание не оставляла сил и времени на длительные путешествия. Несколько десятилетий мы жили относительно спокойно, а потом один из нас, человек по имени Нектор, умер от старости. Многие очень испугались. Смерти от старости были редки, но под землей мы быстро изменились, отличить нас от стариков стало сложно, и на пользу нашей психике это не шло. Все будто осознали, что приняли медленнодействующий яд, и готовились к смерти каждый день. Вот тогда мы всерьез взялись за исследования продления жизни. У некоторых из нас были с собой энергокамни Грогара — он раздавал их для изучения и попыток усовершенствования, но никто этим не хотел заниматься. Многие носили их с собой, но абсолютно не умели ими пользоваться. Мы решили исследовать камни и смогли раскрыть часть секретов. Грогар умел улучшать камни. У нас их было всего три — рубин, изумруд и агат. Агат оказался бесполезен, мы не разгадали его свойств. Рубин чувствителен к силе, энергии. Он очень усиливает магистров в способностях к изменению температуры, телекинезу, левитации и подобному. Но полезнее всего для нас оказался изумруд. Выяснилось, что изумруды и подобные им камни, излучающие зеленую часть спектра, чувствительны к энергии Мараны. Проходя через камень, жизненная сила одного существа может быть использована другим, причем камень может накапливать эту силу. Бактерии, безусловно, живые существа, но жизненных сил в них было так мало, что на подзарядку камня уходила уйма времени и сил. Тем не менее, это работало, мы смогли продлевать жизни нуждающимся собратьям.

А потом была забавная история с магмовым червем.

— Магмовым червем? Не слышал о таких, — перебил я рассказчика.

— Конечно, о них никто не слышал, потому что живут они не выше полутора тысяч километров под землей. Они способны переносить огромное давление и высочайшие температуры, но стоит им потерять давление, как их внутренние органы тут же взрываются. Эти черви живут очень долго, может быть, они даже бессмертны. Я имею в виду, пока их не убьешь. Короче говоря, один такой врезался в Смарг. Конечно, часовые почувствовали его заранее и были готовы защитить город, но абсолютно не понимали, что именно к ним приближается. Когда червь пробил одну из стен, то сразу же умер от разрыва сосудов и проводящих волокон — у нас же давление установлено обычное, поверхностное, вот они и лопнули. Скотина здоровенная, метров двадцать в длину, причем жрицы определили, что он совсем молодой — тысяч двадцать лет ему всего было. Жрицы немного изучили его. Удивительное создание, скажу я тебе. В его организме нет живых клеток, как у нас. Он есть переполненная жизненной энергией полурасплавленная масса из железа, кварца и углеродного скелета, похожего на змеиный. Так что это был скорее магмовый змей, но все прозвали его червем, потому что он подземный. У него были органы осязания, с помощью которых он находил нужные для себя элементы — золото, платину, алмазы, радиоактивные металлы. Они нужны ему для поддержания структуры и кровообращения. В качестве крови у него была ртуть, кстати. Мы предположили, что это совсем доисторический вид, сохранившийся с тех времен, когда Создатели еще даже не думали изобретать наземную жизнь. Он нам здорово помог и в тоже время чуть не убил. Не только потому, что пробил стену. Мы успели зарядить камень его жизненной силой. Её оказалось столько, что камень переполнился и треснул. Мы совсем не подумали о том, что его емкость могла быть конечной! С одной стороны, полного камня хватило бы на несколько жизней, но не всем. С другой — от любой дополнительной подзарядки камень бы полностью рассыпался.

Это очень сильно пошатнуло дух многих. Жрицы были истощены, и мысль о вечных муках в виде высасывания жизни и соков из бактерий повергала их в ужасное уныние. Особенно имея на руках полный, но испорченный камень. Мысли о спасении больше ни у кого не появлялись. Многие просто отчаялись. Но все же умирать никому не хотелось, и мы продолжили свою борьбу. Так продолжалось еще несколько сотен лет. За это время мы истощили энергию камня, и тут для нас все стало совсем плохо. Собственные ресурсы жизненных сил мы давно использовали, и теперь могли жить только на жизненной силе других существ посредством камня. Как мы и предполагали, когда камень вновь начал впитывать силу жизни из бактерий, он тут же рассыпался на множество мелких осколков. Нам все равно больше ничего не оставалось, и мы попытались… Так случилось, что при виде этого зрелища одна из жриц, Торуна, тут же скончалась от отчаяния и горя — у нее произошел разрыв сердечной мышцы. Не буду рассказывать о нашем состоянии тогда, но суть в другом. Осколки камня тут же впитали ее энергию. Оказалось, что осколки обладали теми же свойствами, что и целый камень, только меньшей емкостью. На всех кусочков изумруда не хватило, но мы нашли выход из этой ситуации.

Мы разработали «вековой сон» — состояние, при котором человек впадает в своего рода анабиоз, состояние между жизнью и смертью. Это стало выходом для тех, кто уже устал бороться и страдать, но боялся и не хотел умереть. Однако если все воспользуются этой возможностью, это все равно сулит только смерть — ведь если не следить за сохранностью Смарга, он будет раздавлен. Осколков было одиннадцать, потому бодрствовать осталось одиннадцать человек. Среди них был и я. Но это не потому, что я такой самоотверженный. Я был уверен, что в случае чего тот, кто бодрствует, убьет спящего и, зарядив камень, продлит себе жизнь, и очень не хотел оказаться на месте этого спящего. Так, спустя восемьсот семьдесят девять лет после погребения, нас осталось только одиннадцать бодрствующих. Именно тогда мы стали называть себя «коварами», что в переводе с первородного языка означает «рожденный под землей». Целых шесть жриц при этом заряжали энергией бактерий наши камни. Для них это было значительно легче, чем заряжать шестьдесят, так что они были довольны.

Потом очень долго ничего не происходило. Специально оборудованный зал для спящих закрыли, и уменьшение численности волнующихся и отчаявшихся прибавило уверенности бодрствующим. Мы прожили так еще около девятисот лет. За это время мы хорошо изучили движения мантии и особенности ее радиационного фона. Иногда я отправлялся в хин на поверхность, но видеть цветущий жизнью и светлый мир было слишком больно.

Наш «камнеед» Долон сильно продвинулся в исследовании энергокамней Грогара. Он вычислил наиболее подходящие камни для запасания различных энергий. Но он так и не смог понять, как именно Грогар смог улучшить природные кристаллы. В любом случае, для этого требовалось слишком много свободной фиры, а вся наша уходила на сохранение Смарга.

Постепенно мы ослабили бдения и стали больше отдыхать. Все уже смирились, что нам суждено скитаться в подземных катакомбах до конца дней, потому что все расчеты показывали: любой тоннель при выходе из нашей стабильной зоны мантии будет разрушен. Это вообще чудо, что мы угодили именно в такую зону, где мантия была относительно густая и малоподвижная. Во всех соседних зонах, которые мы изучили, мантия горячее и двигается очень быстро, мы бы не смогли удержаться там. Даже Антос продержался бы в такой горячей мантии всего несколько минут. А наш кусок был холодный и темный на глубине около двух тысяч километров. Я часто думал о том, как же Грогару удалось так глубоко нас отправить…