— Удачи в поисках, — вздохнула колдунья, она явно начала уставать от разговора.
— Вильяра, а если Нимрин не там, где ещё он может быть, как ты думаешь?
— Ну, например… В каком-нибудь из убежищ старого прошмыги.
— В логове при Ярмарке его нету, я проверял.
— Есть ещё одно логово, в истоках Кривого ручья. Мы со старым прятались там от Великого Безымянного. Ты знаешь, где оно?
— Знаю. Проверю… Есть ещё мысли?
Вильяра неприятно скривила губы:
— Старый говорил мне о всеведении Повелителя Теней. Спев песнь Равновесия, Нимрин его утратил, а вот память — вряд ли. Ты понимаешь, да? Ты ведь тоже ученик Тмисанары. Вряд ли я тебе ещё что-то новое подскажу. А мне пока тяжело подолгу говорить.
Колдунья прикрыла глаза — Альдиру по сердцу резануло, какая она осунувшаяся и бледная, до прозрачности. Лучше, чем была пять дней назад и позавчера, но всё ещё плоха… И мудрый наконец-то уловил, что не так с её аурой! Поверх теневых отметин, нанесённых вместе с раной, пролегли более свежие солнечные. Альдира впервые наблюдал существо, меченное Тенями и Солнцем одновременно. За то время, пока Вильяра болела, теневые отметины ослабли, солнечные стали ярче. Престранно само по себе, а особенно, после песни Равновесия. Не должно сейчас быть такого! Ни с кем на Голкья!
— Мудрая Вильяра, прости, что утомил, а не порадовал тебя беседой. Сейчас я позову Талари и оставлю вас.
Вильяра блеснула глазами из-под ресниц, улыбнулась мимолётно:
— Я буду рада видеть и слышать тебя снова, о мудрый Альдира. Пожалуйста, приходи, когда сможешь. Из твоих уст любые новости — добрые.
На прощание он спел песнь: поделился силой. А в коридоре остановил Талари и долго расспрашивал о состоянии раненой и о ходе лечения. Целительница дала ему некоторую пищу для размышлений, но не успокоила.
***
— …и покрылся он язвами с головы до ног, и сошло с него трижды три кожи, покуда отросла новая, не осквернённая Тенями…
Тунья слушает старого Зуни и удручённо кивает. Сказки о четырёх жизнях мудрого Канрары памятны охотнице с детства, но Тунья прежде не задумывалась, что скрывается за ладно составленными словами. Как это выглядит воочию и, хуже того, как оно пахнет! Куртку, одолженную Нимрину, и все шкуры с его лежанки придётся сжечь, да и щур с ними. А вот каково, на самом деле, двуногому, с которого заживо облазят девять кож…
Умаявшаяся охотница проспала остаток ночи неожиданно глухо и крепко, а наутро заполошно подскочила. Спросонок ей померещилось, будто гость помер и протух… Нет, не помер: дышит. Возможно, помирает, кто ж его поймёт, чужака! Однако услышал, что охотница встала — попросил воды. Руки поднять не смог, поила его сама. А ведь пришёл в дом на своих двоих, да не пришёл — прибежал, наперегонки с ветром. А теперь лежит, шевельнуться не может, и будто гниёт заживо. Тунья глянула — хоть не из робких, а перепугалась. Сразу позвала Зуни: безмолвной речью, чтобы не терять время и не всполошить домашних беготнёй по коридорам. Старик объявился быстро. Посмотрел, сморщил нос и затянул сказку о четвёртой жизни Канрары, бывшего Повелителя Теней.
— …и пока он болел, не помогали ему никакие снадобья, ни даже песни мудрых. А когда выздоровел, стихии больше не слушали его…
— Я помню эту сказку, Зуни. Канрара не смог оставаться хранителем клана, поэтому Канра посвятили нового мудрого, а прежний назвал себя охотничьим именем и до конца жизни скитался по Голкья. Иные сказывают, будто он сохранил дар сновидца и не помер через несколько лет, а ушёл на ту сторону звёзд. Я помню сказку, Зуни. Но что делать нам здесь и сейчас? Ты, Зуни, понимаешь, что нам вот с этим вот делать?
Старый охотник дёрнул ушами, задумчиво почесал лоб.