Три самолёта низко идут над заставой. Пилоты стараются всё внимательно разглядеть, чтобы потом развернуться, набрать безопасную высоту, встать в круг, начать пикирование, сбрасывая свой смертоносный груз. Так и есть, пикировщики несколько раз прошлись над развалинами заставы, затем, словно вороны, рассмотревшие добычу, вернулись, набрали высоту и закрутили круг. Первый самолёт, за которым шли остальные, красиво выполнил крутой вираж и начал пикирование. Две другие машины, словно нитка за иголкой, последовали за своим ведущим, который перед самой землёй сбросил свои бомбы, стал быстро набирать высоту, выходя из зоны поражения. С противным свистом бомбы летят на наши головы, потом гремят мощные взрывы, вздымающие к небу кучи земли и песка. Взрывная волна сильно бьёт по ушам. Не смотря на то, что мы пережили три захода, летчики, полностью освободив свои машины от бомбовой нагрузки, сделали ещё один, последний заход, решив напоследок обработать позиции из бортового оружья. Расстреляв патроны и снаряды, "штуки" набрали высоту, построились клином и скрылись за кромкой леса.
Пикировщикам удалось сбить флагшток вместе с остатками красного полотнища, окончательно перемешали с землёй остатки столовой и кухни, опять досталось руинам здания заставы. Несколько бомб разорвались на территории сада, силой взрывов с корнем выдрав из земли несколько яблонь и поломав ветки других деревьев. Две бомбы рванули рядом с бруствером нашего окопа, обвалив взрывом стенки и присыпав землёй лежащих в нишах бойцов.
Я лежал в нише, уткнувшись лицом в песок, пытаясь вспомнить слова молитвы, которые несколько лет назад заучивал в "хитрой" школе, а заодно учился ещё и правильно креститься. Лежать под свист бомб, нюхать запах горелой взрывчатки и на себе ощущать действие мощных разрывов страшно до ужаса.
Ещё страшнее чувство беспомощности, когда ты, уже прилично оглохший, лежишь и скрепя зубами, лапаешь ладонями трясущуюся землю, до боли в ногтях, загоняя пальцы глубоко в слежавшийся грунт - сделать ничего не можешь и ждёшь исход!
Не успела осесть на землю пыль и рассеяться дым, как по заставскому городку методично стал бить из своих орудий танковый полувзвод.
Каски! Почему старшина нам не раздал каски? Ох, бедная моя голова! Как сильно, словно молотом, они бьют по ушам! такая мысль, в коротких перерывах между разрывами снарядов, сверлит мозг, хотя я отлично помню, что склад с имуществом был разбит в первые минуты начала обстрела заставы. Именно там привезённые Рафиком стальные шлемы СШ-40 лежали и припадали пылью. На заставах шлемы не прижились, даже не смотря на соответствующий приказ Наркома. Чей-то приглушённый крик заставил работать мозг и прогнать не нужные мысли прочь. Нашего сержанта убило! На смерть!.
Видимо кричали и другие слова, которые мне услышать не пришлось - рядом раздаётся мощный взрыв, затем тугой удар бьёт по ушам настолько сильно, что во рту ощущается вкус крови, нос почти не дышит, а в глазах плывут радужные круги. Дикая боль пронзила голову, чувствую, что сознание уплывает и я отключаюсь...
Очнулся от того, что кто-то настойчиво трясёт моё плечо, тёплой водой поливая мне лицо и голову. Вода попадает в нос и в рот, закашливаюсь и открываю глаза. С минуту смотрю в одну точку, пытаюсь сфокусировать зрение на небольшой кучки стрелянных гильз от винтовки, валяющихся на дне окопа. Чьи-то сильные руки поднимают меня с земли, усаживают, бьют по щекам. После дюжины шлепков слух постепенно возвращается, и я могу разобрать слова:
Жив? Вижу, что жив! Давай парень, очухивайся быстрее!"
Кажется, жив! Зачем я здесь сижу и чего жду? Где наши? Где моё оружие? Куда делись пикировщики? Где танки? такие вопросы после моего пробуждения лезут в голову и терзают мозг.
Вспомнил, что видел, как в сторону леса улетали чужие самолёты, а танки ещё на нас не шли. Очень хочется пить. Глухо хриплю: Эээй, хто-нибуть... Хлоток воты... ттайте...
Опять неведомая рука суёт мне в рот горлышко фляжки и вливает воду. Захлёбываясь влагой, жадно делаю несколько приличных глотков, потом блаженно улыбаюсь от удовольствия и благодарю:
Спасибо, друг! Век не забуду...
Не надо благодарностей, я тебе из твоей же фляги дал воды напитьс, отвечает боец, потом, видя дурную улыбку на моём лице, начинает тормошить меня опять: Эй, артиллерия! Кончай блажить! Давай, соберись. Оружие проверь, гранаты приготовь. Судя по всему, их танки сейчас попрут!
Медленно поднимаю голову на голос говорившего и пытаюсь рассмотреть лицо бойца, но прежде замечаю свою АВС-ку, которую кто-то аккуратно прислонил к осыпавшемуся брустверу окопа рядом со мной. Протягиваю руку к винтовке, затем близко подношу её к глазам, клацаю затвором, проверяя его ход, потом набираю полные лёгкие воздуха и начинаю сдувать песчинки и грязь с оружия, понимая, что от таких земляных и грязевых нагрузок капризная автоматика может запросто отказать. После осмотра поднимаю винтовку стволом вверх и делаю выстрел в воздух. Бах! Звучит громкий хлопок, от которого ко мне вернулся слух, по крайней мере, слышать стал намного лучше. Смотрю на винтовку и вижу, что стебель затвора остался в крайнем положении. Понятно! Магазин пуст.
Нет, ты точно блажной! Зачем в небо садишь? звучит голос рядом.
Уши прочищал!
Помогло?
Дааа!
Тогда ладно. Курнуть хочешь? Дам тебе свой бычок добить. Ещё пару раз потянуть сможешь.