38

Рекорд скорости.

Перед допросом Парида Ньеман поручил Деснос доставить Макса Лехмана с его оборудованием в Хранилище, чтобы провести радиографию собранной фрески в присутствии жандармов и команды техников. Стефани набила фургон всем необходимым и отправилась в Обитель, беззаботно проехав по ее запретной территории.

За последние двое суток это было уже третье вторжение, притом самое дерзкое: на сей раз они проникли в Диоцез, самое сердце «реактора». Но теперь им больше не требовалось ничье разрешение. Анабаптисты могли сколько угодно жаловаться Шницлеру: отныне Диоцез считался объектом срочного расследования, где полицейским были предоставлены неограниченные права.

Меньше чем за час Лехман успел сделать радиографию всех фрагментов фрески, и Ньеману не терпелось увидеть потаенную часть диптиха.

Он попросил Деснос заехать за ним: ему хотелось обсудить с ней результаты допроса Парида и его гипотезу о другом убийце.

Было семнадцать часов, солнце уже садилось.

— Это неправдоподобно, — заключила Деснос, выслушав майора.

— Ты имеешь в виду свод часовни?

Стефани не ответила. Она вела машину, подавшись вперед, чуть ли не лежа грудью на руле, напряженная и серьезная.

— Если допустить существование кого-то другого в этой истории, то почему этот другой не мог устроить обрушение свода?

— Потому что он был не заинтересован в том, чтобы скрыть свою жертву. Труп Самуэля был его посланием.

— О’кей, предположим. Но если Посланники так уж сильно хотели выдать это убийство за несчастный случай, то почему они оставили камень во рту жертвы?

— Очень просто: они его не заметили.

В салоне машины воцарилось молчание, и как раз в ту минуту солнце исчезло за горизонтом. Начиналась длинная осенняя ночь, а здесь, в Эльзасе, она была безжалостно холодной, как зимняя.

Перед Хранилищем, рядом с жандармами, которые сопровождали Лехмана и его группу, стояла делегация Посланников. Вполне презентабельные господа, никаких тебе автоматов и револьверов.