— Тогда для чего?

— Я хотел вернуться в их секту. А он отказал. Заявил, что не подобает, мол, оспаривать решение Господа… — Петер произнес это блеющим голосом, явно передразнивая Посланников. — Решение Господа… надо же!

— Продолжай.

— А чего там объяснять?! Мы поспорили. Ну… и схватились.

— И Самуэль вступил с тобой в драку?

— Ясное дело. Когда схлопочешь по морде, то даешь сдачи, это уж само собой…

Ну наконец-то внятное слово. Однако история с дракой интересовала майора куда меньше, чем сценарий кражи фрески.

— В конечном счете, — заключил Ньеман (ему уже все это надоело), — Самуэль умер, и…

— Да нет же! Когда я дал ходу, Самуэль был живехонек! И даже в сознании! Богом клянусь, что не вру!

За время скитаний бомж успел подзабыть правила анабаптистов: у них запрещалось поминать Господа всуе.

— Значит, это не ты обрушил потолок?

— Да мне такое и в голову бы не пришло!

И верно: этот бродяга-сезонник был явно не способен придумать, как повредить подмостки в часовне.

— Тогда чем же ты объяснишь, что они развалились?

Парид пожал плечами — вылитый Саркози[75]. И уставился в пол.

— Может, это они все и подстроили.

— Кто — они?

— Да сами Посланники.

Поль Парид был явно более изворотливым, чем казался. Майор оперся локтями на стол. Такие случайные, но пикантные версии на допросах доставляли ему истинное удовольствие.

— А с какой стати им его убивать?