24

Это был конец света. Или, как минимум, его предвестие.

Когда жандармы ворвались на виноградник, с оружием в руках, Ивана сначала ничего не поняла. Господи боже мой, что это затеял Ньеман?! Они же договорились внедриться в ряды этого сообщества тайком, незаметно, чтобы исподволь собрать нужную информацию! И вот теперь он отправил сюда целую армию, нарушив главное — неприкосновенность владений Посланников, натравив на них штурмовиков, вооруженных автоматами.

По иронии судьбы, несчастье разразилось на исходе рабочего дня. Поблекший небосклон, золотистый виноградник, черно-белые фигуры сборщиков, чистых сердцем. И вдруг это вторжение батальона жандармов в синих мундирах (ни дать ни взять навозные мухи!), рыскающих между рядами лоз и требующих у сезонников ни больше ни меньше их документы.

Этой операцией руководила пухленькая красотка в анораке и форменной каскетке с кокардой (граната с языками пламени). Судя по статям, дамочка должна была приглянуться Ньеману. Но почему здесь нет его самого? Если уж задумал такую гнусную операцию, так и проводи ее лично!

Тем временем жандармы уже сажали в машину нескольких исполнителей фламенко. На них не надели наручники, — видимо, потому, что цыгане не оказывали сопротивления. Увидев, как поблескивают в сумерках «рожки́» — так жандармы прозвали свои штурмовые автоматы, — Ивана бросила взгляд направо, туда, где находились Посланники. Но те исчезли.

Выйдя из своего ряда, девушка стала пробираться в их зону, решив посмотреть, что там происходит. Оказывается, анабаптисты стояли на коленях, скрытые лозами. Склонив головы и закрыв глаза, они молились. Молили Бога оградить их от жестокости мирян — а заодно и от их глупости.

А жандармы тем временем взялись уже за четвертого цыгана. Ивана хорошо изучила Ньемана и знала, что ему несвойственно хватать всех без разбора, лишь бы доказать свое усердие. Нет. Видимо, он нашел какие-то улики, позволявшие ему обвинить сезонника цыганского происхождения.

— Что это за хрень, а?

Ивана обернулась: позади стоял Марсель с мертвенно-бледным лицом, в съехавшей набок шляпе. Он пригибался, словно хотел спрятаться за листвой.

Ивана сразу все поняла.

— У тебя была судимость?

— Нет, дело не в этом.

— А в чем?

Марсель поколебался, прежде чем ответить:

— Я не француз.

Ивана повидала на своем веку, в обеих своих ипостасях — и бродяжки, и лейтенанта полиции, — сотни таких бедолаг. Сотни людей, оказавшихся за бортом, без документов, без всяких надежд на будущее, живущих одним сегодняшним днем.

— Так кто же ты? — спросила она, стараясь подавить привычные инквизиторские нотки в своем голосе.

— Я из Монтенегро[51].