Борясь с ветром, они направились к входной двери. Анорак Деснос вздувался, точно воздушный шар, черное пальто Ньемана хлопало на ветру, как пиратский флаг. Вместе они составляли достойную пару.

Войдя в здание, они направились во внутренний двор с открытыми галереями. Это место по-прежнему напоминало не то заброшенный бассейн тридцатых годов, не то парижский Дворец Токио[111] в миниатюре. Левая галерея привела их, как и в прошлый раз, к лестнице, ведущей вниз.

— Это в подвале, — сказала Стефани.

— Откуда ты знаешь?

— Циммерман объяснил, что морг находится там.

Они отыскали выключатель и пошли вниз. Работа судебно-медицинского эксперта, как правило, бесшумна, но этим вечером врач побил все рекорды тишины. Спустившись, они зашагали по бетонному коридору, украшенному вместо фресок трубами на стенах и кабелями на потолке. По пути им встречались только мусорные баки и брошенные каталки. Сразу было видно, что в таком месте можно заниматься только мертвецами.

В конце коридора из-под одной двери сочился свет. Деснос постучала. Ответа не было, и Ньеман нажал на дверную ручку.

Войдя в комнату, они не сразу поняли, что происходит. Во всяком случае, он, полицейский с более чем тридцатилетним опытом работы, не понял. Так что уж говорить о Деснос…

В глубине помещения, сверху донизу облицованного кафелем, горели мощные хирургические лампы, напоминавшие чудовищные мушиные глаза.

Под ними стояли два операционных стола.

А на этих столах — два трупа.

Первый был им хорошо знаком — легко узнаваемый Якоб, вернее, его обнаженное белое тело с рыжими пятнами бороды, шевелюры и волос на лобке. И с двумя кровавыми ранами на груди.

Второго они тоже узнали без труда: Циммерман был одет, но его белый халат и рубашка, распахнутая на груди, насквозь пропитались кровью.

И чтобы понять смысл этого послания, не требовалось особой проницательности.

Полицейские молча подошли ближе, даже не подумав схватиться за оружие. Как ни странно, они не выглядели ни испуганными, ни даже удивленными. Скорее, им казалось, что их несет какой-то мощный поток кошмара, которому уже невозможно сопротивляться.

— Убийца во всем любит порядок, — прошептала Деснос.

И верно: оба покойника, разложенные на металлических столах в этом пустынном морге, под мертвенным светом ламп, выглядели символами какой-то эзотерической церемонии или же частью инсталляции современного искусства.

Однако Ньеман с ней не согласился:

— Скорее, я бы сказал, он обладает чувством юмора.